Авантюристы (СИ)

— Да, именно Оно. Вы же знаете, что копье способно наделять того, кто им обладает, возможностями вершить судьбы мира. Оно может творить Великое Добро, но может принести в мир и Огромное Зло. Смотря по тому, в чьих руках Оно окажется…

Патриарх погрузил персты в бороду и, нахмурив чело, глубоко задумался. Доска с фигурами перестала его интересовать.

— Позвольте напомнить Вам, Владыко, — гнул свою линию Прокопий, — Константин Великий, владевший Копьем, провозгласил с Его помощью христианство нашей государственной религией. Император верил в то, что могущество Копья намного больше силы всех языческих богов вместе взятых.

Но вспомните, что случилось, когда варвары во главе с их предводителем Аларихом вошли в Рим? Прокопий Кесарийский в своей «Истории» рисует нам поистине страшную картину.

Библиотекарь закрыл глаза и прочитал по памяти: «В самом центре разрушения и грабежа восседал на императорском троне Аларих, одетый в роскошные одежды, с золотой короной на голове и со священным копьем, когда-то пронзившим тело Христово. И перед ним, сидящем на троне, тысячи римлян вынуждены были склонить колени и воздавать ему почести, именуя его императором и победителем. После шести дней бесчинств и грабежа армия Алариха покинула Рим, унося с собой все его богатства».

На высоком челе Патриарха возникла капелька пота. Стало как-то необычно тихо, даже хлопотливые шмели прервали, казалось, свою работу и теперь прислушивались к разговору.

— Представьте, Владыко, что будет, если Копье достанется грядущим варварам? Не лучше, если Им завладеют и те, кто, хотя носят кресты на одеждах своих, также далеки от истинной веры, как невежественные дикари и закоренелые грешники от Царства небесного.

Прокопий кивнул в сторону залива, где невидимый отсюда, но оттого не менее жуткий в своей реальности расправил крылья парусов флот крестоносцев.

— Вам не страшно, Владыко? — тихо спросил Прокопий.

— Я согласен, — почти сдавленно произнес Патриарх. — Согласен. Вот только…

— Что «только»? — нетерпеливо переспросил Архонт. — Если мы спрячем реликвии, их отсутствие будет замечено. Без сомнения их станут искать… Я обдумал это. На их месте окажутся копии. Очень хорошего качества. Я уже позаботился.

— Но ведь это подлог! — патриарх заерзал, скроив брезгливую физиономию. — А как же тысячи верующих, вы подумали о них?

— К сожалению, другого выхода у нас нет; в противном случае, реликвии попадут к нашим врагам.

— Но… — Владыко замялся. — Вы говорите, что копии уже готовы, а как же быть с теми, кто их изготовил. Ведь слухи об этом могут распространиться очень быстро и тогда нам с Вами, дорогой мой хартофилакс, не сносить головы.

— Копии сделал один надежный человек. Он живет по ту сторону залива и никому ничего не скажет. Я убежден.

— Стало быть, обо всем знаем только мы трое — Вы, я и он…

Патриарх замолчал и, нахмурившись, склонил голову к доске. Он взял в руки ферзя и принялся рассеянно поглаживать фигурку указательным пальцем.

— Где же Вы намерены их спрятать? — спросил священник.

Прокопий, оглянувшись по сторонам, наклонился к его уху и прошептал всего несколько слов.

— Вы уверены, что там реликвии будут в безопасности?

— Уверен, — отрезал Прокопий. — Место уже подготовлено. Я сам положу их в тайник, после чего работники пустят воду.

Владыко поднялся, прошелся по саду, отечески, словно юного отрока, погладил дрожащей ладонью невысокий розовый куст.

— Но что будет, если город действительно падет и, ни Вы, ни я… — Патриарх внимательно посмотрел на вершину устремленного в небо кипариса. — Ведь тогда реликвии так и останутся во мраке…

— Я подумал об этом и оставлю в одной из духовных книг библиотеки путеводную нить тем, кто придет с истинной верой. Если ей суждено погибнуть, это будет означать конец нашего мира, а значит, реликвии уйдут вместе с ним. Но если книгу суждено будет прочесть, то человек, который это сделает, вряд ли окажется невежественным варваром, следовательно, он сможет понять и найти скрытое до времени. Его задача не будет слишком сложной, — взгляд Прокопия упал на шахматную доску.

— Да, Владыко, подсказка будет простой.

В Галате — европейской части Стамбула, города и без того шумного, — царила атмосфера праздника и какого-то нервного возбуждения. Как оказалось, гильдии городских ремесленников проводили в этот день свой ежегодный парад, традиции которого терялись едва ли не во временах Сулеймана Великолепного.