— Салморан?
— Да, он… И его знаешь?
— Знаю, ловко в банке играет, правая рука Зорича в сей игре.
— Так видишь ли, государь мой, этот Санморталь, что ли…
— Салморан…
— Ну ладно… Салморан и младший Занович ночью ускакали по московской дороге…
— Ах, плуты!
— То-то, я догадываюсь, не пронюхали ли они.
— Возможно, очень возможно… Не заподозрили ли они чего в вашем внезапном из Шклова отъезде?
— Признаюсь, и меня это беспокоит… Может, они всё следы увезли с собой.
— Так их, ваша светлость, можно еще настигнуть в дороге.
— И я так думаю… Так вот что, государь мой: пошли тотчас же курьера в Москву к главнокомандующему и проси задержать их.
— Слушаю… Только я двух пошлю: одного, чтоб упредил их и донес главнокомандующему, а другого для надзирания за беглецами.
— Ладно… Ступай же!.. А то они, плуты, может, и инструменты для делания ассигнаций захватили собой, а здесь пустое гнездо покинули, хоть и тепленькое, да ни пташек, ни яичек в нем уже нет.
— Возможно… Так уж я постараюсь… Моя оплошность, я и поправить ее должен, чтобы заслужить помилование всемилостивейшей государыни.
И Энгельгардт, раскланявшись, торопливо вышел.
III. ЗОРИЧ В ШКЛОВЕ
Зорич, о котором идет здесь речь, был одною из тех падучих звезд, какие в царствование Екатерины II часто появлялись на придворном горизонте и, пронесшись ярким метеором, исчезали за горизонтом бесследно, оставляя лишь следы в государственном казначействе да в инвентаре государственных имуществ.
Симеон Гаврилович Зорич был родом серб, следовательно, «брат-славянин», поступивший в русскую службу из ненависти к туркам. Турки его и вывели в люди: он отличился в первую турецкую войну, представлен был ко двору и здесь нашел свое счастье… Статный, живой, со смуглым лицом, жгучими южными глазами, он был замечен… И вон он — флигель-адъютант императрицы с 8 июня 1777 года… Яркая звезда показалась; но и это была падучая звезда, как и все предыдущие… Симеон был глуповат, а Потемкин хитер, и падучая звезда серба скоро скатилась с горизонта… Ему пожаловали при увольнении местечко на Днепре, Шклов, с тринадцатью тысячами душ.
И зажил себе серб в своем Шклове по-царски: тринадцать тысяч душ радимичей и кривичей кормят его единственную сербскую душу, есть на что пожить! Но сербской душе скучно быть одной. И вот на зов его, словно бабочки на огонь, полетели с разных концов России и Европы искатели приключений, рыцари наживы и всякая темная сила.