Из авторских приложений Джона Рида к своей книге «10 дней, которые потрясли мир»:
«…Член комиссии — д-р Мандельбаум сухо засвидетельствовал, что из окон Зимнего дворца не было выброшено ни одной женщины, что изнасилованы были трое и что самоубийством покончила одна…
Лариса Рейснер: «Толпа искала Керенского — и нашла на своем пути фарфор, бронзу, картины, статуи и все это разбила. Если заяц бежит от охотников в хрустальный магазин, он ведет за собой свору, которая придет по его следам и все перебьет. Тут ничего неожиданного нет».
Из призывов ЦК и Военной комиссии партии социалистов-революционеров: «…Грабежи и насилия, сопровождавшие взятие Зимнего дворца, еще более раздражают значительную часть матросов и солдат. Центрофлот призывает к неповиновению большевикам».
Даже у самих большевистских лидеров — даже в самых наиотредактировавнейших юбилейных изданиях прорывались намеки на замолченное злодейство.
Первый комиссар Зимнего дворца Григорий Чудновский: …Раз они (ударницы. —
Его соратник, член полевого штаба Военно-революционного комитета по захвату Зимнего Константин Еремеев вспоминал: «Когда я вышел на площадь и подошел к воротам, они уже были открыты, и толпа женщин в солдатских фуражках, гимнастерках и штанах высыпала на площадь». Тут скопилось много моряков и солдат. Шел разговор и даже спор: отпустить или отвести куда-нибудь, и, кажется, матросы хотели их конвоировать в казармы 2-го Балтийского экипажа, считая своей военной добычей. Но павловцы настаивали, что они отведут их туда же, куда отвели юнкеров…
Женщин-солдат окружили и повели.
— Пошли-поехали! Павловские невесты! — кричали вслед ударницам матросы.
— Сегодня павловцы жениться будут. Павловцы, зовите на крестины. Невесты, веселей, с песней!
Поручик Александр Синегуб, один из организаторов обороны Зимнего дворца:
«…Теперь пулеметы стучали громче. Местами щелкали винтовки…
— Расстреливают. — Прервал молчание солдат.
— Кого? — Справился я.
— Ударниц! — И помолчав, добавил: — Ну и бабы, бедовые. Одна полроты выдержала. Ребята и натешились! Она у нас. А вот, что отказывается, или больна которая, ту сволочь сейчас к стенке».
Семьдесят лет и три года маршировали мимо стен Зимнего колонны демонстрантов. Семьдесят лет и три года мимо дворцовых окон проходили люди, не ведая, не задумываясь, не желая знать, какую победу заставляли их праздновать 7 ноября по новому стилю, 25 октября — по старому.
Три четверти века в умах и душах поколений жил партийный миф, возведенный в ранг государственного праздника, о героической штурме «петроградской Бастилии». И только за девять лет до скончания столетия «великой ломки» кто-то догадался принести на Дворцовую площадь траурные Знамена.
И в тишине, не затоптанной маршем колонн, не взорванной криками здравиц и громом оркестров, донеслись вдруг стенания поруганных женщин, вставших, как встарь, на пути обезумевших орд.
ПАССАЖИР ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ
…Труп пассажира, умершего в мягком вагоне поезда Владивосток — Москва, снесли на носилках в пустую камеру линейного отдела НКВД и оставили там до утра, когда до станции «Ерофей Павлович», названной так в честь землепроходца Хабарова, должна была добраться единственная в пристанционном городке карета «скорой помощи». Документы покойного и его багаж, состоявший из одного старомодного вьюк-конверта, обшитого по закраинам брезента кожей, отнесли в кабинет начальника линейного отделения, и тот, полистав мало что сообщивший ему паспорт — Грессер Николай Михайлович, русский, 1880 года рождения Санкт-Петербургской губернии, прописанного в Ленинграде, вдовца — открыл медный замочек вьюк-конверта таким же медным ключиком, найденном на шее мертвеца вместе с серебряным нательным крестиком, украшенным старославянской надписью: «Спаси и Сохрани!».