Прантиш засуетился, схватил шапку, саблю. Пани Саломея тревожно смотрела на него.
Лёдник только грустно спросил:
— За кого драться будешь, драгун?
Прантиш немного задумался, потом улыбнулся, расправил плечи:
— Не бойся, в глупую ссору не полезу. Но что я за шляхтич, если стану прятаться от драк в тяжелые для родины времена? За кого драться? Ясное дело, за волю, за Беларусь! Ну, прощайте!
Прантиш выбежал во двор, вскоре по мостовой застучали копыта его коня.
— Как думаешь, он не попадет в беду? — спросила Саломея.
Лёдник только пожал плечами.
— Во время ливня не вымокнуть невозможно. Неизвестно, куда нас политические вихри занесут. Будем молиться, Залфейка, и ждать. Если у человека есть честь и любовь к Родине — он не станет щепкой на чужих волнах. Не пропадет и его мость пан Прантиш Вырвич.
Над Вильней зазвенели колокола, поплыли облака, заплакали ангелы. Солнце пробилось сквозь тучи, как огненный меч.
И не было иного времени и иного места для тех, кому была предназначено жить, любить и бороться здесь, где живет Беларусь.