Авария, дочь мента (сборник)

После новостей по ящику начался концерт. Валерка уселась в проходной комнате перед телевизором в коротком халате, привычно подтянув одно колено к груди, молотила зубами жвачку, пускала пузыри и отбивала ладонями по стулу и пяткой по полу бешеный ритм.

– Одерни, заголилась! – сказала мать, пробегая через комнату.

– А чего? – Валерка задрала халат и оглядела узкие трусики. – Турция. Оч-чень сексуальные!

– Эх, бесстыжая, – мать укоризненно покачала головой. – И в школе так же?

– Ага.

Через минуту мать снова заглянула в комнату.

– Да сделай ты тише!

Валерка никак не отреагировала.

Мать снова распахнула дверь:

– Я к кому обращаюсь? К стене?! – прошла к телевизору, приглушила звук.

Валерка дождалась, пока она выйдет, не вставая дотянулась до телевизора и снова врубила на полную громкость.

– Нет, я так больше не могу! Она специально! Алексей! – мать побежала жаловаться отцу.

Николаев решительно вошел в комнату. Валерка, не меняя позы, скосила глаза, настороженно следя за ним. Отец направился было к телевизору, потом вдруг взял стул и сел рядом с дочерью, скрестив руки на груди.

– Это какой ансамбль? – спросил он.

– Группа, – сквозь жвачку поправила Валерка.

– Что за группа?

– «Ария».

На экране размалеванные во все цвета радуги, уже далеко не юные мужики с растрепанными волосьями скакали по сцене, визжали и дергались в конвульсиях, будто совершая непристойный акт с болтающимися на животах гитарами.

Николаев усмехнулся.

– Нравится?

– Угу! – утвердительно кивнула Валерка, не отрываясь от экрана.

Между тем двое гитаристов подскочили друг к другу и, изогнувшись, прислонились спинами, радостно улыбаясь в зал.

Николаев начал раздражаться, засопел, ерзая на стуле, поглядывая на Валерку.

– Дебильство какое-то! – наконец не выдержал он. – Я не пойму – тебе это действительно нравится или придуриваешься?

– Мне нравится все, что не нравится вам, – спокойно ответила Валерка. – А что вас злит – так это я вообще тащусь!

– Что за выражение! – сорвался Николаев.

– Ха-а! – Валерка аж подскочила от удовольствия. – Я тащусь!

– Валерия!

Дрянная девчонка, кривляясь и пританцовывая, направилась в свою комнату, громко распевая:

В детском саде малыши
Накурились анаши —
Тащимся! Тащимся!
Тащимся! Тащимся!

Николаев бросился за ней, но Валерка юркнула к себе и подперла дверь креслом.

Историчка с допотопным пучком седых волос на затылке рассказывала о наступлении Антанты, водя указкой по стрелкам на карте. Валерка сидела за последним столом, развалившись, вытянув ноги. Ее соседка Лена, милая курносая девчонка с высокой кружевной стойкой на блузке, внимательно слушала – она шла на золотую медаль и до дурноты, до головных болей и бессонницы боялась грядущих экзаменов.

– Слышь, Авария, – прошептал с соседнего ряда Киселев, грубоватый парень со сросшимися на переносице бровями и оттого вечно хмурым лицом. – Правда, «Проходной двор» в МАДИ выступает?

Валерка кивнула.

– Во сколько?

– В семь.

– Ты пойдешь?

– Если черепа из дома выпустят.

Историчка глянула на них, но сделать замечание не решилась.

– Валер, – чуть слышно прошептала Лена, не поворачивая головы, – она на тебя смотрит…

– Ну и что? – громко спросила Валерка.

Лена испуганно сжалась.

– Необыкновенно хочется мороженого, – сказал Кирилл, рослый сосед Киселева. – К чему бы это вдруг?

– К смерти, – откликнулся с другого ряда Пухлый.

– А правда, сейчас бы граммчиков двести…

– Полкило.

– Кто больше?

– Во сколько перерыв в стекляшке? – спросила Валерка.

– В час.

Валерка глянула на часы и встала.

– Вера Николаевна! – прервала она историчку. – Можно вопрос?

– Вопросы в конце урока, – торопливо сказала та.

– Нет, серьезный вопрос: вы одобряете политику партии?

– В каком смысле? – напряглась историчка.

– Ну вот вам нравится то, что происходит? Ну, гласность, правду в газетах пишут…

– Что значит – нравится, не нравится, – строго сказала историчка. – Это курс партии.

– Да нет, я не о том. Вот вам, лично вам, все это нравится?

– А я себя не отделяю от партии.

– Интересная постановка вопроса, – поднялся Кирилл, как всегда рисуясь, как бы нехотя, через силу роняя слова, дирижируя себе сложенными щепотью пальцами. – То есть вы признаете, что не имеете собственного мнения на происходящие в стране события? То есть являетесь слепым исполнителем чужой воли?

– Хватит демагогию разводить! – прикрикнула историчка. – Нахватались вершков и беретесь судить…

– При чем тут демагогия? – возмутился Кирилл. – Я логически развиваю вашу мысль.

– Я помню, вы нас на «Малую землю» водили, в театр, – сказала Валерка. – В четвертом классе. И заставляли наизусть учить.

– А я до сих пор помню. Почитать? – радостно предложил Пухлый.

– «Гениальное, эпохальное, историческое произведение!» – подхватил Киселев.

– Тогда все учили, не только вы, – беспомощно сказала историчка.

– Дело не в этом, – сказал Кирилл. – Вчера вы говорили одно, завтра будете утверждать другое. Так почему мы сегодня должны вам верить?

– Вотум недоверия! Кто за?

Класс зашумел, тут и там поднялись руки.

– Выйдите из класса! – велела историчка.