Аварийная команда

Гипотетически мой успех прохождения над пропастью километровой глубины (считая от поверхности фильтра-отсекателя) не зависел от того, удастся ли мне абстрагироваться от навязчивого вопроса «А что, если?». Тут и гадать нечего: мое падение в шахту так или иначе должен был венчать, как сказал бы Охрипыч, полный пипец. А там, где нет сомнений, стало быть, нет и колебаний. Все, что от меня требовалось, – это прошагать до Источника семьдесят метров по узкой тропе, по возможности глядя только вперед и веря в успех столь же истово, как ортодоксальный христианин верит в благосклонность к себе Высшего Суда.

С таким оптимистическим настроем я и взошел на мост, на другом краю которого располагалась блистательная суперармилла.

И правда, более действенного самовнушения я еще никогда не испытывал. Подобно носителю олимпийского огня, я шел по мосту с Концептором в руке и переживал не страх, а невероятно мощное воодушевление. Конечно, оно не уберегло бы меня от неверного шага, зато помогало ногам не подкашиваться, а глазам – видеть лишь приближающуюся цель и ведущую к ней дорогу. Ее ширины вполне хватало, чтобы ступать уверенно и тратить на балансирование минимум усилий. Для пущей устойчивости я старался ставить стопу, слегка выворачивая ее наружу, и двигаться на полусогнутых. Не слишком величавая походка для столь эпохального действа, к тому же, опасаясь поскользнуться, я снял носки и остался абсолютно босым. Но сейчас меня не волновали лишние церемонии – дойти бы, и ладно. А с ловушкой как-нибудь разберусь, раз уж добровольно вызвался в первопроходцы.

Адаптер и заложник дожидались результатов разведки у входа на мост. Держатель продолжал снисходительно посмеиваться, несмотря на то, что Рип уже трижды пинал его своими тяжелыми ботинками. Имейся у меня лишняя пара рук, я бы заткнул ими уши, чтобы не слышать этого мерзкого смеха.

Хотя была от него и кое-какая польза. Злорадство Пупа неустанно напоминало о нависшей над нами пока неведомой угрозе. Смех Держателя воздействовал на меня подобно плетке: стегал по нервам и не позволял впасть в преждевременную эйфорию, чьи симптомы по мере приближения к Источнику стали проявляться в виде усиливающегося «головокружения от успехов».

Рип помалкивал – очевидно, не хотел отвлекать меня от крайне напряженного занятия. Периодически я слышал, как кряхтит и охает охаживаемый ногами Держатель, но его мучитель при этом не издавал ни звука. Я тоже шел вперед, прикусив язык, и старался не думать ни о чем. Натуральная шагающая машина, запрограммированная на одно-единственное действие и неспособная к импровизации, – этакий блюститель, перенесший лоботомию и лишившийся из пяти мозговых извилин четырех с половиной…

Едва я мимолетом подумал о блюстителе, как это уродливое гориллообразное чудовище тут же возникло передо мной, перегородив выход к Источнику. Как говорится, накаркал! Хотя, конечно, вряд ли это случилось по моей вине. Сначала в сиянии суперармиллы образовалось нечто сравнимое с пятном на солнце, а затем из этого пятна нарисовался не ко времени помянутый гвардеец. Не раньше, не позже! Я миновал уже две трети пути и утратил возможность быстрого отступления. Это на земле я рванул бы от блюстителя во все лопатки и, вероятно, сумел бы спастись. А находясь на узеньком мосту, ощущал себя ползущей по ветке медлительной гусеницей, уже замеченной прожорливым хамелеоном.

Оставался радикальный вариант: резво пробежать последние два десятка метров и вступить в бой с блюстителем непосредственно у Источника. Но и здесь мне было не на что рассчитывать. Во-первых, я буду немедленно контратакован и сбит в пропасть, не преодолев и половины оставшегося пути; не возникало сомнений в том, что гвардеец не страдает расстройством вестибулярного аппарата и бегает по мосту, как по проспекту. А во-вторых, теперь мне противостоял не один из уже известных нам громил, а куда более могучая тварь. Атаковать ее в лоб было так же бесперспективно, как бросаться с кулаками на танк.

Объявившийся у Источника гвардеец походил на своих собратьев только формой непропорционально развитого тела. В остальном это существо больше напоминало не блюстителя, а его увеличенную в три раза копию, что была вырублена из янтаря и для пущей эстетики подсвечена изнутри. Никакой одежды на гиганте не наблюдалось, впрочем, стыдиться этому бесполому созданию все равно было нечего, так же как и чем-либо гордиться. Казалось, стоит только янтарному монстру пошевелиться, и он тут же с треском рассыплется на осколки, которые затем растекутся в лучах Источника густой мутной лужей. Но порожденная Светом скульптура не таяла и не рассыпалась, а приняла агрессивную позу и уставилась на меня своими выпуклыми невыразительными глазищами, что размером и цветом походили на противотуманные фары автомобиля.

Я не придумал ничего лучше, как замереть на месте и расставить руки в стороны, дабы раньше времени не кувыркнуться в пропасть – стоять без движения на узком мосту было еще труднее, чем перемещаться по нему.