Аварийный выход

Мадмуазель отговаривала себя от этой поездки, каждый раз находя причины. Как делают все люди, переживая следующую неудачу. Мы падаем, затем встаем с колена, отряхиваемся от собственных предубеждений, делаем выводы и начинаем искать новую истину, подстраиваясь под очередные убогие мерила жизни. Надеемся, что в этот раз они послужат для нас перилами (хотя и не особо чистыми), но  способными удерживать равновесие на этой выщербленной лестнице. Парадоксальность человеческого бытия заключается в самом этом процессе. Все учат нас балансировать над пропастью, правильно принимать поражение и начинать все с чистого листа. Вот только никто  не рассказывает от том, что делать при отсутствии желания вставать на эту скользкую дорожку, заранее обреченную на провал.

Мадмуазель сознавала, что эти препятствия и есть сама жизнь. И лишь  сегодняшней ночью, переполненной огней, сгорающих также быстро как и люди, она поняла как сильно устала. Сон прошел. Жоан больше не искала предлогов. Она покинула их с Полем парижскую квартиру, успев накинуть его каштановое пальто, чтобы не замерзнуть в одном дезабилье. Взяла лишь ключи от машины и уехала. Возможно она не закрыла входную дверь, но особо не печалилась. Пусть забирают все, она ничего не потеряет, ведь у Жоан ничего нет.

Сейчас она, сгорая от нетерпения, направлялась в сторону частного аэродрома имени какого-то безызвестного ей летчика. Если агрессивный стиль вождения был вполне оправдан её внутренним состоянием, то он, определенно, шел вразрез с открывающимся пейзажем. Пушистые облака неспешно обволакивали горные хребты, заключая те в объятия.  Изумрудные луга, на которых сонно паслись коровы, даже не собирались терять краску. Кроны лесных массивов нежно покачивались, придавая умиротворяющее спокойствие всей картине.

После чахлой парижской осени, после её больных ночей, эти красочные полотна, запах мокрой травы и опавших листьев пьянили быстрее любого коньяка. В этом году осень выдалась чересчур напористой, но здесь солнце еще позволяло погреться под своими лучами. Впервые за долгое время на устах Жоан показалась улыбка. Она порадовалась возможности урвать последние моменты тепла. Мадмуазель с детства была крайне чувствительна к холоду. Может потому в Париже Жоан испытывала невыносимую стагнацию и необъяснимое чувство опустошенности. Бесконечная серость бытия, совершенно унылая, чтобы хотеть жить, но абсолютно пресная, чтобы жаждать смерти.

Еще в детстве, чтобы хоть как-то скрасить своё существование, Жоан сочиняла различные истории о волшебниках и магических существах. Одной чересчур холодной зимой, когда брак ее родителей трещал по швам, Жоан представила самого приспешника сатаны, накрывающего людей куполом. Ограждая все человечество от тепла, буйства красок и чувств. «Он там, – думала она. – Сидит наверху, смотрит и ухмыляется. Следит, чтобы всем воздуха не хватало, чтобы скрючившись головы не поднимали, пока наверху правосудие твориться».

Да, её душа совсем поистрепалась за чередой: вопросов от надоедливых журналюг; любовных разочарований как в жизни, так и под светом софитов; съемок в картинах режиссёров сексистов или того хуже, капиталистов. Именно в таком состоянии Жоан оказалась на перепутье жизненных дорог, когда у неё не было желания отрицать своё жалкое существование, и не было сил влачить за собой отчетливую тень разочарования.

Лишившись всякой возможности на земное счастье, Жоан считала, что Агнец Божий задолжал ей немало. Хотя бы уютное местечко под вечно ясным небом, в тени садов, где гогочут райские птицы. «Она заслужила. Сегодня всё будет иначе!» – решила Жоан.

Совсем скоро мадмуазель Дюмон попробует выбраться за пределы этого замкнутого круга. Она сядет в самолет и поднимется ввысь в поисках земли обетованной.

Женщина посмотрела на секундную стрелку, убедиться, не глумится ли кто над ней, подкручивая назад шестеренки. Но нет! Никто так не спешил, как главная героиня этой истории. Иронично, но только после смерти мужа, жизнь не стремилась украсть у неё время, а наоборот, предлагала в полной мере ощутить всю вязкость одиночества.

За очередным поворотом показался аэродром. Плавно пришпорив форд на смотровой площадке, мадмуазель с блаженным вздохом сняла туфли. Она открыла дверь, уже предвкушая холодную влагу земли. Жоан решила пройтись, размять кости. Её взору предстали массивные рельефы вытянутой формы, простиравшиеся вдоль горизонта на сотни километров.