Аватар

Вот тогда-то, используя тайну рода Эль-Файюм, я и вошёл в доверие к Рамадану. Сделать это было не сложно, тем более, что за Рамаданом, как я успел понять, велась настоящая охота. В один из дней я убил террориста и привел Рамадана в дом Лили и Игоря. Едва только увидев синие, «волчьи» глаза Игоря, Рамадан разом всё понял. Общая тайна, одна кровь и то, что Рамадан все эти годы тайно поддерживал коптскую церковь, сыграло свою роль. Рамадан был на нашей стороне, и тогда мы, вчетвером, разработали совместный план действий. Но сначала надо было устранить угрозу, нависшую над новым, преданным Кремлю, президентом Египта. Основываясь на собранной нашей резидентурой информации, мы предупредили Москву о серии покушений, готовящихся на президента Мубарака. Москва в свою очередь предупредила Каир. Испытывая искреннюю благодарность к далёкой стране, с которой дружил Насер, предшественник Садата, Мубарак начал возвращать Москве доверие, утраченное Египтом под влиянием «Лэнгли».

Прошло полгода. Из-за ряда операций я был отозван в Москву, где и узнал, что Лили снова забеременела. Увы, это было категорически запрещено, потому что это могло поставить под удар всю нашу резидентуру. Центр принял решение перебросить Лили в Москву, и, в качестве резидента, оставить Игоря. Вместо Лили к Игорю под позывным «Симбад Бета» должен был примкнуть Фадеев. Отвечал за «переброску» Лили муж сестры Рамадана – Амир. Игорь, остававшийся в Египте, выговорил себе право перевезти Лили из Каира в Александрию. Ни Игорь, ни Лили на место переброски так и не явились. Не вышли они и на экстренную связь. Могло ли это означать провал? Да. А ещё это могло означать, что одного из них перевербовали. В пользу обратного свидетельствовал только один факт. Я расскажу о нём позже. А пока я, «Симбад Омега», как силовик-контрразведчик, был переброшен в Каир. Я должен был провести внутреннее расследование, выявить угрозу и устранить её любым способом. «Центр» считал, что «кротом» была Лили. Они мотивировали это тем, что женскую логику, мол, просчитать невозможно...

Прибыв в Каир, я узнал, что Рамадан перебрался в Александрию. Прощупывая резидентурную сеть в Рамлехе и в Каире, я просчитал, что «двойным агентом» могли быть как Рамадан, так и Амир. И я устроил обычную в таких случаях проверку. Так я и выяснил, что Амир регулярно встречается с одним из фундаменталистов – противников Мубарака, используя поддельный паспорт на имя Дэвида Александра Кейда. Кроме этого, Амир под тем же самым паспортом регулярно наведывается в Пакистан, где у него уже много лет как имелась любовница с голубыми глазами. «Центр» навёл справки и выяснил, что любовницу Амира зовут Карен Кхан и что она уже много лет работает на «Лэнгли» по Афганистану. Убедившись, что «крот» – Амир (он «прокололся» именно на том, что пытался подставить Дэвида Кейда, который – как я к тому времени знал – удочерил мою Стеллу), я пришёл к Рамадану. Рассказал ему правду, но Рамадан мне не поверил. И мне пришлось спровоцировать Амира на встречу с его любовницей. Шансы найти «нору крота» были невелики, но мне повезло. Отслеживая Амира, я привёл Рамадана в дом, где Амир встречался с Карен. Женщину Амира мы не нашли. Но в этом проклятом доме я нашёл умирающую Лили. Уходя, Карен Кхан проткнула Лили лёгкие.

Остановить кровь я не мог. Вызывать врача было поздно. Минуты жизни Лили были сочтены. Отдавая себе отчет в том, что очень скоро я стану убийцей единственной женщины, которую я когда-либо любил, я взял Лили на руки.

– Серёжа, у них мой сын, – прошептала она. – Найди его. Я прошу тебя.

Я кивнул, чувствуя, как она холодеет.

– Ты не вини себя за то, что произошло... за то, что произойдёт... потому что… я люблю тебя.

– Ты врёшь, – ответил я, впервые почувствовав на губах вкус собственных слез.

Лили в ответ улыбнулась. Она так и умерла с улыбкой. Лили понимала: я не смогу её спасти. И не смогу забрать её. Лили всегда знала: если мы умираем на чужой земле, то нас не забирают обратно...

– Уходи. Ты не можешь поставить себя под удар. Я сам похороню её, – сказал мне Рамадан, который стоял рядом. В его глазах я увидел отражение своей собственной боли. Я отказался её принимать. Я был рядом, когда Рамадан взял нож, чтобы допросить Амира. То, что делал Рамадан, было тремя уроками рода Эль-Каед. Зрелище было отвратительным. Достаточно сказать, что за всю свою жизнь я больше никогда не слышал таких криков, какие вырывались из горла Амира, когда Рамадан пытал его.