Аватара

— Подожди, — Кейтлин взялась за подбородок и бросила хмурый взгляд в сторону Вселенной. — Дай-ка подумать. Поверь мне, множество мучительных человеческих проблем в итоге находили простое инженерное решение, как говорит наш шкипер… У меня нет ни необходимого оборудования, ни нужных знаний, чтобы стерилизовать хотя бы одного из вас, однако прежде существовали механические контрацептивы, и, быть может, мы с Филом без огласки сумеем сообразить что-нибудь не слишком неприятное. — Она ощутила сопротивление. — Не смущайся. Неужели ты не способна принести в жертву долю того, что сознаешь собственным достоинством, ради счастья — собственного и твоего любимого человека.

Сюзанне пришлось побороться с собой, прежде чем она произнесла:

— Да. Да.

— Возможно, этого и не потребуется, — сообразила Кейтлин, вспыхнул энтузиазм, превращаясь в радость. — Я запрошу банк данных, в него заложено что-нибудь нужное — например, вазэктомия достаточно проста, если я найду, как ее делают. К тому же она обратима с помощью клонирования, если мы попадем домой… — потом я что-то читала о внутриматочных телах… найдется и какая-нибудь химия. О, мы обо всем переговорим позже. Главное же, невинная моя бедняжка, в том, что из твоего положения есть выход. Словом, действуй! Выходи замуж и радуйся жизни!

Линкерша застыла в изумлении.

— Нет, а если что-то случится и я забеременею?

— Не беда, — отвечала звонко Кейтлин, — это будет не несчастье, а наша победа. Мы докажем, что не сдаемся смерти, хотя она уже выслала за нами военный оркестр. Мы будем бороться, жить, ждать, и твой ребенок будет с нами!

Медленно на лицо Сюзанны возвращался свет, не уступавший звездному.

Глава 40

Прыжок.

Мириады небесного воинства уменьшились и в числе, и в блеске, хотя звезд вокруг было больше, чем возле Солнца или Феба. Лишь в одном направлении высились облачные громады, грозовые и ночные облака, лишь несколько огоньков впереди боролись с этим мраком. Светила рядом не оказалось. Вокруг Т-машины кружил огромный эллипсоид, во многом похожий на тот, что остался возле пульсара. Сама же она обращалась вокруг чего-то непонятного, какой-то пульсирующей сине-белой искорки, извергавшей, судя по показаниям приборов и мнению Джоэль, адский фонтан жесткого излучения.

Решение свое она объявила с непреклонностью:

— Господа, мы приблизились к ядру галактики. Перед нами пылевые облака, которые всегда закрывали его от нас. А это — черная дыра.

Предельное разрушение, остаток сверхновой, столь массивной, что гравитация сжала звезду в ничто, превратив в поле вещество, из которого не мог пробиться свет. Известные людям законы физики были здесь неприменимы, материя сжималась, устремляясь к геометрической точке, к сингулярности, в которой не существует законов природы. Но никто из них не мог видеть этого. Всепожирающую потенциальную яму могли оставить лишь бесконечно малые волновые утечки. Засасываемая межзвездная материя отдавала энергию в последнем крике отчаяния, прежде чем исчезнуть — навечно?

«А по-моему, вечность — человеческий предрассудок, и Иные могут объяснить нам природу ошибки», — подумал Бродерсен и сказал:

— В этом эллипсоиде должна располагаться обсерватория, аналогичная той, которую мы уже видели раньше: разве что, клянусь, наделенная проклятой бездной просвещающих отличий. Слетаем! Фон здесь не очень высок, можно чуть задержаться.

— Нет, — настоятельно требовала Джозль. — Нельзя. Надо уходить и немедленно.

— Почему?

— Не могу сказать тебе. Я только чувствую это, Дэн. Мы, голотевты, зачастую имеем дело с предчувствиями. А тут… сила, энергия, сама форма пространства — все слишком странно для меня. Боюсь, здесь нас ждет неудача.

«Если нам не удастся получить новые знания, — дополнило ее самоуважение, — Иные помогут мне вернуться сюда и изучить, но сперва я отыщу их, если я отыщу их».

Глава 41

Прыжок.

И вновь небо усыпали звезды, почти так же густо, как было два прыжка назад; почти все красные от алой крови до розовых лепестков, — но тем не менее кристально четкие. Многие казались менее яркими, чем звезды шарового скопления, однако они затмевали принадлежавших к спиральному рукаву. Это говорило о расстоянии между ними и кораблем. Ни туманностей, ни внешних галактик, ни Млечного Пути. В едином направлении звезд становилось все больше и больше, пока наконец зрение не превращало их в красный шар, символическое и чудовищное подобие солнца.

Т-машина парила в одиночестве, в световых месяцах от ближайшего астрономического тела. Траекторию ее определяло множество звезд. Размеры цилиндра в два раза превышали те, к которым привыкли путешественники. Гиганта обслуживали двадцать три маяка, разбежавшиеся на сотни тысяч километров.