Аватара

— Чтобы сделать из человека джентльмена, утверждают некоторые, нужны три поколения образованных людей. Чтобы воспитать гуманизм в нации, требуются столетия высокой культуры. А вот чтобы разрушить гуманное мировоззрение у тысяч и миллионов людей, требуется куда меньше времени — всего одна война… Так что наше с тобой дело — разоблачение людей, точнее, человеческих выродков, затевающих всемирную бойню, — занятие не такое уж никчемное. Поль Куртьё это хорошо понимает, хотя порой и кажется со стороны несерьезным филантропом.

Я спросил Этьена, давно ли он знает Поля.

— С детства, — последовал ответ. — Мы вместе росли и учились.

Тогда я решился задать Этьену вопрос, который давно меня интересовал, но я не решался задать его самому Полю.

— Этьен, скажите, почему Поль не женат?

— Я думаю, он не прав по отношению к самому себе. Поль распространил на всех женщин обиду, нанесенную ему одной из них. Возможно, поэтому он иногда любит порассуждать о том, какой должна быть настоящая женщина. Сам Поль такой женщины так и не нашел. Когда-то он был страстно влюблен в девушку по имени Полетт. Мы и поддразнивали их: «Поль и Полетт». Она была красивая, тоненькая, хрупкая, нежная. Поль ее боготворил. Перед свадьбой он должен был уехать на месяц из Франции. И тут появился испанец, богатый красавец. Он налетел со своей страстью на бедную Полетт как ураган, и, ко всеобщему изумлению, через две недели она стала его женой… Когда Поль вернулся, его бывшая невеста была уже в Испании. Он не мог ничего понять. Удар для него оказался ужасным. Та, которую он любил, родила от испанца дочь и вскоре разошлась со своим мужем. Но с Полем они больше не встретились. Думаю, что в душе оба продолжали любить друг друга. Но она чувствовала себя виноватой, а он не смог сделать первого шага. Перед смертью Полетт поведала о Поле своей взрослой дочери и попросила ее найти Куртьё и сказать ему, чтобы он простил свою бывшую любимую. Вот такая банальная мелодрама. Когда дочь Полетт пришла к Полю, он посоветовал ей остаться работать у него в лаборатории и одновременно поступить учиться на медицинский факультет. Так она и сделала.

— Кто же это?

— Мари. Только учти: об этой истории не знает даже Жаклин. А про Полетт я рассказал тебе потому, что сам не могу ответить на вопрос, в каких случаях мужчина должен прощать измену любимой женщины. Правда, Иветт умудрилась передо мной такой дилеммы не ставить…

— Спасибо, Этьен. Я тоже полагаю, что об истории любви Поля не следует рассказывать. Но мне теперь понятно кажущееся странным отношение Поля к Мари…

— Да, это так. Мари вообще-то похожа на своего отца-испанца, но в чертах ее лица и в манере разговаривать часто неуловимо проскальзывает Полетт. Это, конечно, волнует Поля.

— И все-таки вы полагаете, что Куртьё был не прав, когда не смог пересилить свою обиду и не простил Полетт?

— Я уже сказал, что не смог найти ответа на подобный вопрос. Впрочем, нам с тобой, Виктор, достались очень надежные жены…

И Этьен хитро подмигнул мне.

* * *

Через два дня мы снова сидели с Этьеном в моем номере. Включили телевизор и удобно расположились в огромных мягких креслах. На светящемся экране появилась миловидная дикторша, которая объявила, что начинается прямая трансляция пресс-конференции, проводимой Международной организацией журналистов… Я подумал, что пресс-конференция открывает новый этап в моей жизни, равно как и в жизни моих друзей.

— Ну что ж, — вдруг сказал Этьен, — будем надеяться, что твой тезка Виктор Гюго окажется пророком, ведь он заявил, что «будущее принадлежит Вольтеру, а не Круппу, книге, а не мечу»…

Несмотря на всю торжественность момента, я неожиданно расхохотался:

— Простите, у вас это, видимо, семейное — обращаться в исторические минуты к Виктору Гюго! Знаете, что сказала мне ваша дочь на третий день знакомства, когда между нами произошло важное объяснение? Она тоже процитировала Виктора Гюго: «Первый признак истинной любви у мужчин — несмелость, у женщин — смелость»…

Теперь рассмеялся Этьен:

— Литература и история прочно сидят у нас в крови, надо будет побольше заняться математикой!..

ЭПИЛОГ

— Аристократы почему-то всегда неприязненно относились к красному цвету, — заметила миловидная венгерка Бори, дававшая нам пояснения внутри здания будапештского парламента. — Может, красное напоминало им кровь простолюдинов, которую они проливали часто и в больших количествах? Свою собственную кровь аристократы считали голубой…

— Почему? — поинтересовался я.

— Мне не удалось найти в исторических архивах имя первого аристократа, обнаружившего у себя голубую кровь и объявившего остальным, что у них она такая же, — серьезно ответила Бори.

— Это не удивительно. Ведь даже в старые времена Венгрия не имела выходов к морю, а не найденный вами аристократ должен был жить на морском берегу.

Бори с любопытством посмотрела на меня. Я продолжал: