Тот поднял взгляд — лицо сосредоточено, брови сдвинуты:
— Вы сказали, они похожи на людей, но людьми не являются.
— Верно, — кивнул учитель. — Полагаю, вы должны догадаться, как их отличить… Ну, кто первый?
— По светотеням! — в своей идиотской манере радостно заорала девчонка. — У них светотени, наверняка, другие, чем у людей!
— Ну, а ты, Андрей, что скажешь? — спросил учитель.
— Не другие, чем у людей! — возразил парень Вичке, уже скорчившей торжествующе-презрительную гримасу. — Я думаю, что светотеней у них нет! Вообще.
— Правильно, — кивнул учитель. — Светотеней у агентов лысорей нет.
Настал черёд Андрея победно смотреть, как сползает с лица девчонки высокомерие, сменяясь растерянностью.
— Отсутствие светотени хорошо помогает определить агента, — продолжал меж тем Василий Семёнович, — но ведь в устранении «лампочки» не всегда участвуют только сами посланники лысорей. Они могут нанимать для этого обычных людей, и тогда определить убийцу будет не просто. Поэтому никогда не теряйте бдительности, даже в окружении тех, кто имеет светотени. С этого момента все мы должны, как говорится, спать вполглаза и быть постоянно начеку.
Так все они с тех пор и поступали, но, несмотря на предельную осторожность, «лампочки» всё равно продолжали погибать, иногда целыми семьями. Уберечься было сложно, но взрослые не сидели сложа руки, стараясь разработать различные способы маскировки. При этом многие предпочитали держать своих детей подальше от всего, что связано с тайными знаниями, и даже искали способы воздействовать на детские светотени, с целью задавить природные способности и не дать им сделаться «лампочками».
Учитывая ситуацию, в которой все они очутились, это было вполне разумным выбором, который, как показала практика, вкупе с маскировкой и всеобщей бдительностью, пусть и не сразу, но всё-таки принёс ожидаемые плоды: спустя два года убийства «лампочек» прекратились.
После ухода Марии Михайловны Вера долго сидела на кухне, глядя на платье и вспоминая, какие тяжёлые выдались последние дни. Все эти разговоры: с дядей, следователем, тётей, швеёй — теснились в голове, поражая своей странностью, и нарастало ощущение, что всё это плохо закончится. Забывшись, она включила телевизор, но загоревшийся экран так резанул по глазам, что Вера на мгновение ослепла, судорожно шаря по столу рукой. Нащупав пульт, она нажала на кнопку выключения и разрыдалась. Казалось, весь мир стал враждебным и теперь медленно сжимается вокруг неё по совершенно неизвестной причине. Скоро её сдавит и расплющит, как букашку, а она так и не успеет ничего понять…
Громко хлопнула форточка, заставив Веру перестать плакать. Глаза пришли уже в норму, и она увидела кружившийся пропеллером прошлогодний кленовый носик. Он медленно спускался вниз, пока не приземлился точно на самый верх спинки стула, через которую было перекинуто чёрное платье.
— Дедушка! — шмыгнув носом, обрадовалась Вера, вспомнив, как недавно точно такой же носик помог ей найти закопчённое стёклышко, чтобы выудить телефоны дяди и тёти.
Захлопнувшаяся форточка открылась от нового порыва ветра, и летучее семечко скользнуло вниз, скрывшись из поля зрения. Вера встала и заглянула за спинку стула: носик зацепился за брошку и торчал, словно маленькая стрела, пробившая серебряный завиток. Ухватившись за серое крылышко, девушка потянула его на себя — носик сидел на удивление крепко и казался странно холодным, будто с прошлой зимы так и не согрелся. От брошки же, напротив, шло ощутимое тепло, и чуть поколебавшись, Вера дотронулась до серебряного завитка — он был почти горячий! Нагрелся от попадавшего в окно солнца?.. Нет! — здесь, в кухне, оно бывает только в первой половине дня, а когда она принесла швее платье, солнце уже давно перешло в комнату.
Тогда что это значит? — гадала Вера, разглядывая, как мягко поблёскивает крупный чёрный камень. Он уже не казался злым, пугающим глазом, как было отдельно от платья, сейчас брошка выглядела просто частью наряда, идеально подходящим аксессуаром. Вот только почему серебряный завиток такой сильно тёплый? А дедушкин носик, напротив, холодный… Вспомнилось, какими ледяными были бабушкины пальцы, когда Вера приходила в клинику её навестить. Раньше, когда бабуля заботилась о внучке, пребывая в добром здравии, руки её всегда были тёплыми.
От воспоминаний отвлекло протяжное урчание в животе. Помидор и одна сушка с чаем за весь день вынудили желудок открыто выразить праведное возмущение столь наплевательским отношением к организму. Сглотнув слюну, Вера полезла в холодильник: там нашлись яйца, сыр, майонез и, конечно, свежие овощи и зелень Марии Михайловны!
Нет, — улыбнулась Вера, подставляя ароматный укроп и рукколу под струю воды, — мир не сжимается вокруг враждебным кольцом, пока есть такие милые женщины! Да и двоюродные дядя с тётей тоже любят её, пусть и не так, как любили бабуля с дедулей, но они всегда готовы помочь — разве этого мало?