Минуло время Большого Тумана, и все ущелье было видно, как на ладони. Его северные и западные склоны буйно поросли папоротником, горным бамбуком, аронником, камелиями, бабианами, веерными пальмами, алоэ, пирингом, фиксиями и бог знает чем еще. В долине луга королевского шестилистника и хрустальной травы чередовались с зарослями лавра, где Ирасек охотился за фазанами, и небольшими озерцами, в которых он ловил рыбу, крабов, моллюсков-мидий и зеленых черепах. А по эту сторону к черной скале карабкались эвкалипты, секвойи, обвитые лианами фиговые деревья, баньяны, красные и белые олеандры, вечнозеленый гибискус, кактусы. Слева в долине гигантскими песочными часами возвышалось двухтысячелетнее драконово дерево, ветви которого вблизи очень напоминали щупальца осьминога, а листья-чешую дракона. Чуть поодаль зелеными губками свешивались плоды хлебного дерева, затем тянулось голое плато с развороченными глыбами розового мрамора, а дальше снова начинались чащи тридцатиметровых баньянов и эвкалиптов, заросли шафрана и гранатовых деревьев, среди которых в просторной хижине, сплетенной из корней и покрытой толстым слоем баньяновых листьев, обитали они, Ирасек и Ева - единственные жители Барсова ущелья...
Ирасек смутно помнил, каким образом они очутились здесь, он был слишком мал, и единственным воспоминанием, оставшимся от их приезда, был надрывный плач маленькой Евы, которая всю ночь тянула его за руку и умоляла: "Уйдем отсюда! Мне страшно!" Ирасеку тоже было страшно, но он сидел под драконовым деревом, не зная, куда и зачем идти. Потом наступило утро, их первое утро в Барсовом ущелье, запели птицы, встало солнце, он взял Еву за руку, и они пошли куда глаза глядят.
Но они проголодались и устали и, наевшись какихто ягод, уснули в зарослях. А проснувшись, увидели рядом с собой огромного барса. Они лежали, оцепенев от ужаса, завороженно глядя в его желтые глаза. Барс тоже продолжал лежать, далеко вытянув передние лапы, и из его оскаленной пасти тянуло смрадом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не шелкохвостик. Жирный неуклюжий шелкохвостик опустился на голову хищника и стал не спеша выклевывать ему глаз. И только тут они поняли, что барс уже давно мертв. И мальчик вспомнил напутственные слова отца: "Ничего не бойтесь, дети мои. Я буду оберегать вас, даже когда меня не будет с вами. Ничего не бойтесь и смело идите вперед, к своему счастью". Вспомнив также, что у него есть нож, Ирасек поднялся на непослушные ноги и, отогнав шелкохвостика, стал неумело свежевать хищника.
Сколько времени минуло с тех пор?.. По крайней мере, достаточно, чтобы Ирасек превратился в мужчину, а Ева стала его женой и хозяйкой Барсова ущелья. А скоро она станет матерью...
Ирасек снова погладил рукой Материнское око, и ему показалось, что оно потеплело и засветилось изнутри едва заметным мерцающим светом. Он сидел на Черной скале у Материнского ока, где ему легко думалось и где он обычно искал ответы, которых не находил в Оранжевой книге.
"Зачем я живу?" - думал Ирасек, не подозревая, что этот наивный вопрос таит в себе больше опасности, чем все хищники Барсова ущелья...
А далеко внизу над хижиной вился легкий дымок. Ева готовила на обед пойманного им павлина.
"Это любимое блюда отца, - думала Ева, - молодой павлин, нашпигованный орехами и запеченный в золе... Отец обрадуется, если прилетит на своей большой стрекозе. Он давно не был у нас и может заявиться в любую минуту. Ирасек тоже ждет его, часами пропадает у Материнского ока..."
Ева повернула голову в сторону Черной скалы и невольно поежилась. Может, это смешно и глупо, как говорит Ирасек, но Ева ничего не могла с собой поделагь;. она боялась Материнского ока, от взгляда которого нельзя было ни спрятаться, ни убежать...
IX
Крус дремал в кресле, а может быть, думал с закрытыми глазами, когда раздался телефонный звонок. Детектив лениво потянулся, взял трубку.
- Крус слушает.
Трубка загрохотала:
- Говорит Фоббс! Ты в курсе, детка?
- По-моему, да, - Крус зевнул. - Случайно - включил девятый канал, и как раз...
- Три трупа в течение двух месяцев! Ты представляешь, чем это пахнет?!
Крус брезгливо поморщился, вероятно, представив себе, чем пахнут три трупа по истечении двух месяцев...
- Проклятье, снова проворонили! Ну да теперь поздно рвать волосы!
- Вам уже поздно, шеф, - съязвил Крус.
Однако шефу апримской полиции было не до шуток:
- Это дело рук Цезаря, детка!
- Опять "вале Бесс, аве Цезарь"?
- Наглость потрясающая! Так может действовать или стопроцентный идиот, или профессиональный убийца, уверенный на все сто в своей неуязвимости!
Крус снова зевнул, притом нарочито громко, чтобы мог слышать Фоббс:
- Таковых в природе не существует, шеф. На девяносто девять - другое дело.
В голосе Фоббса зазвучали не свойственные ему просительные нотки:
- Помоги мне, детка, нащупать этот уязвимый процент!..
Крус молчал, сонно посапывая.
- Мы задержали всех мало-мальски подозрительных, но я почти уверен, что ни Цезаря, ни его подручных нет среди них. Нам нужна твоя помощь, детка!