Авель, брат мой (сборник)

Опилочная эстонская водка путается в голове, превращая мозг в бурлящее варево. Наверх всплывают, крутясь, мутные фрагменты. Второй тур выборов президента, весёлая лихость митингов на Дворцовой, самодельные плакаты, белые ленточки и белые флаги, отставки, суды, пересчеты голосов… Поезда на Москву, набитые нами – умными, сильными, самостоятельными… Авария на Северном потоке, где украдено при прокладке 120 миллиардов, перекрытие газопроводов Украиной, европейское нефтегазовое эмбарго на поставки из России – и встающие рядом с нами менты и вояки, не получающие полгода «удвоенные» оклады.

Бегство правительства на юг, в неделю собранная Армия Горного Эмирата. Танки, прямо из цехов «Уралвагонзавода» идущие с полным боекомплектом на Запад, на ненавистную мятежную Москву… Вырезанный Ростов-на-Дону, горящий Тамбов, вырубленный саблями Дикой дивизии Волгоград…

И – мой окопчик под Новгородом, ночные крики «Аллах акбар!» вперемежку с бульканьем из вскрытых трахей… И – листовки с неба, планирующие мятыми прямоугольниками на пустые питерские улицы. А на листовках – ОН. В белой бурке и белой папахе, со стальным взором близко сидящих глаз. Имам Всея Руси Ибрагим Великий.

Когда-то – защитник амурских тигров и любимец пенсионеров…

* * *

Пограничник слюнявит пальцы и пересчитывает серебристые купюры новоевро, морща лоб от нестерпимого умственного труда. Давай-давай, эстонская морда. Там точно, как в аптеке. Можешь у моей почки спросить, которая где-то сейчас в Майями греется на золотом песочке в требухе жирной американки. Или ещё где-нибудь, где хорошо. Где не режут горло баранам и людям с одинаково привычным равнодушием и не распинают хомячков на крестах. И не выдают мыло и гандоны с брезгливой европейской ухмылкой.

Пограничник поправляет сползающий ремень потёртой М-16 и отворачивается. Я, тихо матерясь и оскальзываясь, съезжаю по глине обрыва к темной, воняющей плесенью воде. Продрогший ветерок добавляет с того берега рвотный трупный запах. Достаю из рюкзака ворох пакетиков, надрываю первый и начинаю надувать. Работка долгая (месяцами скупал!), зато последняя.

Над Ибан-сараем надрывается муэдзин, обещая рай с фонтанами родниковой воды и пышнотелыми гуриями. Ждите меня, девочки.

Блин, и зря мы выбрали белый цвет. Под таким – не побеждают.

* * *

– И последние новости с Нарвского участка границы. Очередной факт нарушения режима, совершенный, по-видимому, одним из русских беженцев. Он, как и многие его товарищи по несчастью, ночью переплыл реку Нарву. Его судьба была предсказуема, но данный банальный случай удивил плавательным средством, которое применил нарушитель: оно было связано из тысяч надутых презервативов…

Камера выхватывает свежий крест на исламском берегу: на нём висит кровавым мешком тело с содранной кожей. Чернобородые размахивают калашами и что-то гортанно кричат.

– Линда, переключи, опять эти гадости показывают. Что русских туда тянет, а? Ведь абсолютно ясно, чем всё закончится.

– Они очень тоскуют, Томас. Хотят, наверное, хотя бы умереть на Том Берегу.

Линда щелкает пультом, забирает у посетителя пустую кружку. Зачерпывает корм хомячку, с трудом пропихивает пухлую руку в горловину банки – и вдруг вскрикивает, сбрасывает банку в угол и дует на пальцы…

Хомяк, довольно урча, вытирает окровавленные клыки присосками на лапках.

Январь 2012 г.

Работа над ошибками

Будильник дребезжал невыносимо противно, наполняя комнату ненавистью к ободранным стенам, серому утреннему свету, будто бы сделанному из сырой смеси питерского тумана, пыли и паутины, и ко всему человечеству до кучи.

Игорь вытащил из-под потёртого одеяла руку, несколько раз промазал и, наконец, попал маленькому засранцу по голове. Будильник ругнулся напоследок и опять задумался о вечном, успокаивая себя равномерным тиканьем.

Туалет был кем-то занят. Дементьев деликатно постучал согнутым пальцем, не дождался ответа и пошел умываться. Зубную щетку он давно уже предусмотрительно хранил в своей комнате после того жуткого случая, когда поймал соседа, алкаша Егорыча, за использованием Игорёхиного инструмента личной гигиены, наивно забытого в общественной ванной. Хорошо хоть, что по прямому назначению.

Хлипкий самодельный крючок, сделанный из согнутого гвоздя, попал в кольцо со второго раза. Игорь развернул захваченное с собой замызганное вафельное полотенце, вынул и положил на запачканную мыльными разводами стеклянную полку полураздавленный тюбик с пастой и пластмассовую щетку. Скрипнул древний медный кран, полилась темная вонючая жидкость. Игорь поморщился, перекрыл горячую. Подождал, пока вода протечёт и приобретет естественный цвет, и начал умываться холодной. Пару раз ткнул зубной щёткой, скривился от резкой боли. Сплюнул кровью. С зубами швах уже давно, но на платного врача денег не было, а перспектива многочасовой очереди в районной поликлинике в кампании ноющих пенсионеров не радовала.

Игорь трусливо посмотрел на хлипкую дверь, спустил штаны и пописал в покрытую бурыми разводами ванную. Смыл, смущенно кашлянул и пошел на кухню.