Авеню Анри-Мартен, 101

Даже не дав ей снять канадку, Франсуаза, смеясь, схватила ее за руки и закружила — это была одна из любимых забав их детства.

Сначала Леа пыталась вырваться, но сестра держала ее крепко.

— Кружись, прошу тебя, кружись…

Леа сдалась: взявшись за руки, они кружились все быстрее и быстрее, визжа, как маленькие девчонки. Они забыли обо всем: исчезли стены прихожей, холод парижской зимы, серые тона военного времени… Прикрыв глаза, они оказались в мире ярких красок лангонского лета, солнца, заливающего террасу, равнин, теряющихся в бесконечности: им послышался веселый голос матери: «Франсуаза, Леа, да остановитесь же, голова закружится, и вы упадете!»

Ах! Ну и пусть кружится голова, пусть этот круговорот прогонит прочь видения и страхи последних дней! Лишь бы не слышать по радио Виши слащавый голос Тино Росси, который с утра до вечера воспевает Работу, Семью и Родину!

Не видеть вывешенных в метро, на деревьях, на дверях мэрий списков расстрелянных заложников! Не встречать на улицах детей и стариков с желтыми звездами на груди! Избавиться от стоящего в ушах крика изнасилованной и истерзанной Сары! Не чувствовать себя такой покинутой… такой одинокой! Одинокой… Лоран… Лишь бы это кружение не прекращалось! Лишь бы не разжались сжатые пальцы! Лишь бы все забыть… быстрей… еще быстрей…

— Осторожно!.. Вы упадете!..

Смеясь и плача одновременно, Франсуаза и Леа рухнули на пол, отлетев в разные концы прихожей.

Лиза поспешила к Франсуазе, в то время как Альбертина склонилась над Леа.

— Сумасшедшие девчонки, вы же могли разбиться, — причитала Лиза, глядя на свою внучатую племянницу, которая пыталась подняться с пола, все еще сотрясаясь от смеха.

— О-ля-ля! Вот это карусель!.. Никогда еще мы не кружились так быстро. Леа, где ты? Я ничего не вижу, все, как в тумане… Все продолжает кружиться. Тебе удалось встать?..

Леа не шевелилась. Она продолжала лежать на боку, лицо скрывали растрепавшиеся волосы. Испугавшись, Альбертина схватила ее за плечо и перевернула на спину. Бледная, с заострившимся носом, мокрыми от слез щеками, закрытыми глазами, Леа, казалось, была в обмороке.

— Скорее, Лиза, дай свой нашатырь.

— Но зачем? Я чувствую себя хорошо.

— Вот глупая! Да не для тебя, для Леа!

Лиза с трудом поднялась и засеменила с максимальной для себя скоростью. Она упала на колени рядом с распростертой на полу девушкой, осторожно приподняла ее голову и дала понюхать нашатырный спирт. Очень быстро ноздри Леа затрепетали, и она с отвращением отвернулась от склянки.

Франсуазе наконец удалось встать, но сразу же пришлось вцепиться в комод, чтобы не свалиться вновь. Головокружение понемногу проходило.

— Ага! Вот я и победила! Я встала раньше тебя. Ну же, напрягись.

А Леа, наоборот, прилагала все усилия для того, чтобы остаться в состоянии легкого головокружения, в котором она находилась.

Франсуаза присела возле нее на корточки и взяла за руки.

— Леа, послушай меня: завтра приезжает Отто!.. Мы сможем пожениться.

Леа почувствовала, как ее охватывает отвращение. Но у Франсуазы был такой сияющий, такой ликующий вид, что она подавила свою гадливость и почти естественно произнесла:

— Я очень рада за тебя.

— Мне сказал об этом Фредерик. Отто получил отпуск за отличную службу на фронте. Как он будет счастлив увидеть своего сына!

Вся во власти своего счастья юная женщина не замечала напряженных улыбок окружающих.

— Какой прекрасный день! — продолжала радоваться Франсуаза.

Леа прикусила язык.

— О! Боже мой, я совсем забыла, мне же пора кормить малыша.

Взметнулись юбки — и сияющая Франсуаза выбежала из прихожей.

— Тебе лучше? — спросила Лиза.

— Как здорово мы кружились!

Леа встала, держась за притолоку.

— Как счастлива твоя сестра! — произнесла Лиза.

Леа так взглянула на тетушку, что та поспешила предпринять отвлекающий маневр.

— Держи, тебе пришло письмо. Из Германии…

— Почему ты не сказала раньше?

Леа выхватила у Лизы письмо и поспешила в «свое» кресло. Она посмотрела на обратный адрес. Матиас! Матиас Файяр! Сын управляющего Монтийяком, ее старый товарищ по детским играм, внезапно превратившийся в мужчину, который так страстно хотел жениться на ней… Воспоминания о Матиасе были связаны с запахами осеннего леса, винограда в дробилке, воды Гаронны, — когда очень жарко и она «пахнет рыбой»; сырой прохлады пещер Сен-Макера, мха на холме Верделе, сена в риге, пота после игр и любви…

Она разорвала конверт. У Матиаса был мелкий и неровный почерк.

«Моя Прекрасная Леа!

От отца я узнал, что ты в Париже, и пишу, чтобы сообщить тебе, что скоро у меня будет отпуск. Мне бы очень хотелось, чтобы ты уже вернулась в Монтийяк, когда я туда приеду.