— Его уже нет, — отвечаю. — Может быть, сутки. Но, скорее всего, часы. Я чувствую — лавина уже идет. Милорд, на этой земле нельзя оставаться. Скажите людям. Я надеюсь, они поверят…
В комнате вдруг темнеет. Мы подходим к окну. Свинцово-черная туча, возникшая неизвестно откуда, наползает на солнце. Она кажется плотной и неестественно симметричной, словно чье-то уродливое лицо хмурится в вышине. Потом два пятна, похожие на глазницы, наливаются изнутри тяжелым мертвенным светом. Во дворе кто-то вскрикивает от ужаса.
Знамение. Мы молчим, не зная, что говорить — просто смотрим на небо. Наконец, наместник отводит взгляд и вдруг усмехается:
— Люди поверят, авгур. Можешь не сомневаться…
…Закончился день. Наступает ночь. Серебряный глаз луны удивленно таращится на вереницу повозок, ползущую по дороге. Мерно ступают волы, кивая огромными головами. Грязная тряпка цепляется за копыта — не то полотенце, не то косынка, принадлежавшая знатной даме. Скрип колес, чья-то ругань; детский плач и женские причитания. Дрожащий свет факелов. Запах пыли и страха.
Исход.
Стою на обочине у развилки. Мой скакун хрипит недовольно. Ему не нравится то, что здесь происходит. Я с ним согласен.
Я, вроде бы, сделал все, что от меня зависело. Предупредил наместника, и люди успевают уйти, не встретившись с чужаками. Но почему меня гложет чувство, что упущено нечто важное?
Трогаю поводья и отъезжаю в сторону от дороги. Закрываю глаза, вспоминая свое видение. Главное — это, конечно же, прибытие чужой армии. На нем я сконцентрировался с первых секунд, отбросив второстепенное. Это было правильное решение, но сейчас пришло время обдумать и другие детали.
Да, меня кое-что смущает. Человек, чьими глазами я смотрел во время прозрения, жил спустя полвека после того, как армия его соплеменников пересекла границу нашего мира. То, что происходит сейчас, для него — далекое прошлое. Почему же именно к нему пришли мои гончие? Ответ один — при его участии на этих землях произойдет еще что-то, способное изменить ход истории.
Вспоминай, авгур, вспоминай…
Итак, окрестности замка станут частью другого мира. Здесь появятся странные города с уродливыми домами, похожими на многоэтажные муравейники. По улицам будут сновать кареты без скакунов. На одной из таких карет сюда и приедет юноша, чьими глазами я видел будущее.
Он поселится в убогой каморке на третьем, кажется, этаже. Впрочем, там будут весьма диковинные предметы. Белый ящик, в котором живет мороз. Железный стол, на котором распускаются бутоны огня. И еще один ящик — черный; передняя стенка у него зеркально блестит, а временами начинает светиться и показывать живые картинки…
Светящееся зеркало. Такие там есть повсюду. И в одном из них юноша однажды увидит женщину с чернильными нитями на лице.
Женщину, которая мне знакома…
Развернув скакуна, направляюсь в сторону города. У ворот наблюдаю жуткую сцену. Люди рвутся наружу, но телеги застревают в проеме. Волы ревут как безумные, заглушая крики возниц. Одна из повозок, чудом прорвавшись через ворота, теряет колесо, накреняется, и скарб рассыпается по дороге. Хозяин хватается за голову, его жена истошно визжит; кто-то, изрыгая проклятья, пытается их объехать. Двое легионеров на скакунах выныривают откуда-то сбоку и перерубают постромки. Вола отгоняют, телегу оттаскивают на обочину; людская масса снова прет из проема, и черепки разбитых горшков жалобно хрустят под колесами.
Понятно, что здесь я в город не попаду. К счастью, недалеко имеется еще один вход, который использует для своих нужд городская стража. Телега там заведомо не пройдет, поэтому желающих будет меньше. Скачу вдоль стены, нахожу заветную дверь. Несколько стражников стоят рядом. Давки здесь нет. Из двери выходит аристократ, ведет скакуна, навьюченного поклажей. Верхом бы он не проехал — проем слишком низкий. Следом появляется дама, за ней — мальчик лет десяти. Их сопровождают несколько слуг. Я мельком замечаю кованый сундучок, явно очень тяжелый. Эта семейка не будет бедствовать, даже если остальное имущество потеряется по дороге.
Я показываю свой амулет, стражники пожимают плечами. Меня, наверно, никто не стал бы удерживать, будь я даже разбойник с клеймом на лбу и вырванным ноздрями. Сейчас все озабочены тем, как быстрее покинуть город, а если кому-то хочется внутрь, то это его проблемы.
Спешившись, ныряю в проход. Скакуна тяну за собой. Стражники на той стороне смотрят на меня удивленно, но тоже не произносят ни слова. Проулок, ведущий к двери, перекрыт — сюда пускают не всех. Мне навстречу проезжает еще одна группа на скакунах. Я встречаюсь взглядом с юной аристократкой. Она испуганно вцепилась в поводья, глаза широко раскрыты, а лицо даже в свете факелов кажется неестественно белым.
Выбираюсь на очередной перекресток. Слева слышится рев толпы — там по-прежнему штурмуют ворота. Я поворачиваю и еду в другую сторону. Скакун бежит по каменной мостовой, а я опять пытаюсь понять — почему подсказки так настойчиво ведут меня к черноликой?