Воображение услужливо нарисовало картину — Ксюха в черном комбинезоне из латекса хватает фотогеничного клыкастого зверя (в прошлой серии его, похоже, все-таки не добили) и быстрым, отвратительно-привычным движением ломает ему хребет. А потом ставит сапожок со шпилькой ему на грудь и презрительно кривит губы…
Блин, что за бред! И как такое в голову лезет? Это же Ксюша, Ксюшенька, я ее буквально с детского сада знаю. Я помню, как она катается на качелях, и толстая коса хлопает ее по спине. И как она с девчонками прыгает через резинку на перемене, а вокруг апрельская зелень, и птицы, одуревшие от тепла, орут противными голосами. И как однажды (нам, пожалуй, лет по двенадцать было) догнал ее по дороге в школу, и она достала из сумки яблоко — краснобокое, неправдоподобно огромное, но при этом настолько рыхлое, что я без труда разломил его пополам. И мы хрустели им на ходу, но все равно не успели съесть, а выбрасывать было жалко. И тогда мы остановились недалеко от крыльца, продолжая вгрызаться в сочную мякоть, и я облизывал липкие пальцы, а она глядела на меня и смеялась, хотя уже прозвенел звонок. В результате, мы опоздали минут на десять, а когда все-таки вошли в класс, математичка раздраженно спросила: «Сорокин, Стрельченко, чем вы там занимались?» И все вокруг захихикали, а мы ужасно смутились, хотя всего лишь ели большое яблоко…
— Ксюха, — сказал Андрей, — хватит смотреть на меня, как на врага народа. Улыбнись уже, наконец. Что тебя так смущает? Вот эта ерунда, что ли?
Он приподнял рукав и сделал шаг ей навстречу. Оксана отступила назад, а узор на ее руке засветился ярче, словно включился сигнал тревоги.
— Да погоди же! — отчаянно взмолился Андрей. — Чего ты пятишься?
— Андрей, — сказала она, — дай мне пройти, пожалуйста. И вообще, нам с тобой лучше не разговаривать.
— Чего это вдруг?
— Мы теперь слишком разные, — она говорила мягко, и Андрей ощутил себя буйнопомешанным в психбольнице, которого стараются не доводить до припадка. Он почувствовал раздражение, и его узор замерцал, воспаляясь красным.
— Знаешь, — сказал он, — возникает иногда впечатление, что это не я урод, а вы все с ума посходили. «Слишком разные», надо же. Ксюха, опомнись, блин! Это всего лишь полосочки на руке! Ну, хочешь, давай их сейчас друг к другу приложим, и ни фига не будет…
— Лучше не подходи, Андрей!
— А то что? — спросил он и поднялся еще на одну ступеньку.
Жжение усилилось. Воздух между ними явственно колыхнулся, как над большим костром. Очертания перил исказились. Ну вот, отрешенно подумал Андрей, сейчас и узнаем, что обычно бывает, если породистый волкодав сталкивается с диким, но симпатичным оборотнем…
В двух шагах от Ксюхи на втором этаже распахнулась дверь, и из квартиры выбралась бабка с большим помойным ведром.
— Ой, здравствуй, Ксюшенька, — сказала она, не обращая внимания на Андрея, и пошла к мусоропроводу. Объедки были навалены с горкой, и нести приходилось с удвоенной осторожностью.
— Здравствуйте, Антонина Михайловна, — вежливо скала Оксана. Не дожидаясь, пока старушка скроется за углом, она побежала вниз и прошмыгнула мимо Андрея. Тот растерянно проводил ее взглядом. Слегка отдышался и поплелся к себе наверх.
Ну вот, и Ксюха туда же. Елки-палки, как же все это мерзко! Прав был майор — двух дней еще не прошло, а уже хочется отгрызть кому-нибудь что-нибудь…
Войдя в квартиру, он сразу сбросил рубашку и направился в ванную. Только бы воду дали! Кран захрипел, словно просил оставить его в покое, но все-таки разродился тоненькой ржавой струйкой. Постепенно напор усилился. Ну, и на том спасибо. Андрей оставил воду открытой, чтобы окончательно сошла ржавчина, и побрел на кухню. Выпил нарзану из пластиковой бутылки и попытался собраться с мыслями.
Да, похоже, отсюда надо валить. Если такие сцены будут повторяться изо дня в день, то, как говорится, ну его нафиг. То есть, конечно, крысы-чиновницы и красные волкодавы имеются в любом городе, но там это, хотя бы, чужие люди. И общение с ними будет происходить не в родном подъезде. А в Эксклаве, наверно, еще попроще. В том смысле, что я там буду не один такой шизанутый. Сказано же — место для тех, кто не вписывается в стандарты…
Андрей опять сходил в ванную и облился холодной водой до пояса. Соображать стало немного легче. Он выбрался на балкон.
А если все-таки в Москву попытаться? Столица — это, конечно, круто. Муравейник, где всем на всех наплевать. Даже мерцающий затеряется — по крайней мере, теоретически. Ладно, предположим, так и получится. И что дальше? Если верить доблестному чекисту, мерцающий должен видеть некую цель и, соответственно, к ней идти. Ну, и где она, эта цель? Хотелось бы посмотреть…
Андрей досадливо мотнул головой и нечаянно взглянул на солнце. Огненный шар ослепил его на мгновение, и перед глазами поплыли радужные круги. Он чертыхнулся и, слегка проморгавшись, собрался уйти с балкона, но что-то зацепило его внимание. Некая деталь окружающего ландшафта, которую он прежде не замечал.