Август 1937-го с Возвращения Короля (СИ)

"Черт..." - в голове у Дайтона напряженно заработала мысль. "Уикли телеграф" - издание независимое. Она там может такое накатать, что мало не покажется... Особенно про меня. Еще скандала не хватало...". По своему опыту Дайтон знал, что практически любую конфликтную ситуацию можно, при желании обоих сторон, уладить...

- Так, может, мы все же переговорим, сир? - упорно повторила М`Шатл.

- Ну... Завтра, возможно, я найду для вас время. Давайте здесь, часов в шесть вечера. Договорились?

- Пожалуй, сир...

.. Злой Дайтон поднялся к себе, и, едва разувшись, упал на софу. Вот его, кажется, уже и шантажируют, извольте видеть... Не в поражении дело, нет. Тут нечто совсем другое - в том, что с ним сделало это поражение. В кого он превращается? Вся предыдущая его жизнь в его восприятии выглядела как отточенный солдатский штык, - может, и не украшенный хитрой вязью пакетной ковки, не покрытый изысканной гравировкой, но прямой, чистый от ржавчины, и по-своему красивый в своей безупречной недвусмысленности. Похоже, именно это и уважал он в себе в первую очередь. Да и его покровителей из командования, наверняка. Ведь чему-то он обязан своим карьерным ростом, хотя не было у него ни пронырливости, ни склонности к интригам...

А сейчас генерал явственно ощущал ржавчину, покрывающую клинок его судьбы, а то и вовсе - слякотную зеленую плесень. Что-то новое захватывало власть над его душей, что-то не совсем понятное, видимое только со стороны, как он не бился... И это ему вовсе не нравилось.

Почему бы ему сейчас не сказать этой девчонке: "Госпожа, пишите вы, чего вам вздумается!". Ведь он воин, он видел опасность, настоящую, осязаемую, а не исходящую с газетных страниц. И каждый раз справлялся со своим страхом... Малодушие?! Нет, он не был малодушным, и знал это. До сорока семи лет он жил мыслью о том, чтобы выйти из смертельных поединков с судьбой живым и честным. Ему, сыну крестьянина-батрака и дочери бакалейщика, по праву рождения было отказано в чести, в той чести, которой кичатся аристократы. И он добился своего - сейчас, когда ему было уже пятьдесят четыре, он не боялся за свою личную честь. Как ему казалось, был готов плюнуть в глаза любой угрозе, ибо честь его сейчас была закалена и отполирована, готова к любым испытаниям.

Оказывается, не к любым.

Ради чего же он гонял себя до седьмого пота, ради чего бегал каждый день, ради чего напоминал себе, что он - все еще солдат, а не кабинетный чиновник? Может, на самом-то деле, уже поздно?

Эх, кто бы прописал четко, по пунктам, ускользающую разницу...

Он понимал, что прошлого не вернуть, и никогда уже не быть ему тем молодым сержантом, что волок тогда, тридцать три года назад, на собственных плечах своего раненого командира. Потому что только они вдвоем и уцелели в том грязном, болотистом низинном ущелье из всего десанта...

Понимал и то, что рано или поздно "играть в солдата" станет не с руки, и придется подлаживаться под свой круг, состоящий в основном из генералов гвардии и штабных офицеров...

Для них, этих патентованных вояк, которые почти все уже по праву рождения были уверенны в блестящей карьере и высоких чинах, все эти конфузии показались бы, наверное, смешными! Ну, продул учения, ну дал интервью журналистке без ведома командования и подготовленного пресс-релиза... Ну, нажрался в хлам перед смотрами.

Дайтон же чувствовал себя обгаженным с головы до ног.

Она на самом деле, весьма недурна, эта М`Шатл, как уж там её зовут... Почему бы и не пообщаться вечерком с милой дамой? Вряд ли ей удастся что-то из него выжать, да и не знает он ничего такого, что ей могло быть интересно. Может, удастся обойтись и малой кровью, в самом-то деле...

Дайтон сам не заметил, как уснул мертвым сном, - уже второй раз одетым по форме, разве что теперь абсолютно трезвым...

...Вик шел на юго-восток, толкая рядом с собой мотороллер. Судя по карте, идти предстояло еще немало - примерно часа два... Родж оказался прав, - оказавшись в Закрытом Секторе, хоббит не заметил не малейших изменений ландшафта и обстановки. Те же деревья, могучие стволы которых возвышались на многие футы вверх, та же полутьма вокруг, из-за смыкающихся над головой густых крон этих растительных великанов, полностью закрывающих небо. Странный Лес. Листья на ветвях широкие, в две ладони, и образуют словно бы потолок высоко вверху, сквозь который ни один лучик света пробиться не может. А внизу - ничего. Только в редких овражках сплошной ковер из папоротника, да иногда, - кучки мелких, чахлых елочек, незнамо как проросших сквозь толстый слой сухой листвы. Каждый шаг Вика отзывался хрустом листьев и мелких веточек под подошвой... Это - плохо. Куда лучше уж мягко, беззвучно вышагивать по нежному покрову прошлогодней хвои...

Забавно, подумал Вик. Как бы еще я побывал в Мирквуде, о котором столько читал в детстве, коли не пошел бы на военную службу? А вот ничего особенного тут и нету. Только ощущение мощи и первобытной "непробиваемости" стихии вокруг него, сравнимой с океаном, или могучей рекой...