Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

Однако вскоре после этого новое — на этот раз успешное — похищение северокорейского гражданина нанесло новый удар по и без того натянутым советско-корейским отношениям. Осенью 1959 г. Ли Сан Гу, аспирант Московской консерватории, попросил политического убежища в СССР (к тому времени он направил на имя Верховного Народного Собрания КНДР письмо с резкой критикой политики Ким Ир Сена). Его просьба о предоставлении убежища была принята к рассмотрению. 16 октября Ли Сан-гу встретился с советским чиновником, памятным нам по августовским событиям Г. Е. Самсоновым, который без особого энтузиазма попытался убедить музыканта вернуться домой («В ходе беседы разъяснил Ли Сан Гу, что содержащаяся в его письме критика политики ТПК и правительства КНДР является ошибочной и свидетельствует об отрыве Ли Сан Гу от корейской действительности. Посоветовал ему закончить аспирантуру, вернуться на родину и своим трудом оправдать доверие правительства КНДР, направившего его на учебу в Советский Союз») [414]. Не вняв предупреждениям, Ли Сан Гу решил скрыться из общежития, что вызывало немалое беспокойство в посольстве КНДР. Советник посольства 17 ноября встретился с зам. зав. дальневосточным отделом М. С. Капицей (будущий зам. министра иностранных дел СССР) и сообщил тому об исчезновении Ли Сан-гу, а также о том, что музыкант вообще-то не вызывает политического доверия: «Ли Сан Гу является политически неустойчивым элементом. Родился он в Южной Корее, до освобождения Кореи учился в Японии, затем жил в Маньчжурии» [415]. Двумя днями позднее ставки были подняты: беглый музыкант теперь оказался уже не просто «политически неустойчивым элементом», но и шпионом. Посетивший МИД первый секретарь посольства КНДР Ким У-чжон сообщил, что «в Посольстве есть материалы, изобличающие Ли Сан Гу в том, что он является японским агентом» (у сталинистов их противники всегда превращались в иностранных агентов с совершенно замечательной быстротой). Он попросил содействия КГБ в поисках Ли Сан Гу, так как, по его словам, «Посольство опасается, что Ли Сан Гу, по-видимому, будет пытаться укрыться в японском или американском посольствах в Москве» [416]. Последняя выдумка должна была убедить советских властей, что захват беглеца послужит их же собственным интересам, хотя сомнительно, что осведомленный Е. Л. Титоренко, к которому пришли северокорейские дипломаты, поверил их утверждениям.

Однако тут произошло неожиданное: 24 ноября Ли Сан-гу (в некоторых других советских документах его также называют «Ли Сан-ун» — причина такого расхождения неизвестна) был похищен в самом центре Москвы. Предоставим слово архивному документу: «Сотрудник КГБ СССР полковник Лебедев сообщил мне по телефону подробности задержания Ли Сан Гу. 24 ноября с. г. группа сотрудников Корейского Посольства подъехала на автомашине к Консерватории им. Чайковского, где в это время находился Ли Сан Гу, и предложила ему сесть в автомашину. Однако он отказался выполнить их требование, тогда пять корейцев силой посадили его в автомашину и увезли в Посольство» [417]. Немедленно после этого (25 ноября, то есть уже на следующий день) музыканта отправили в Пхеньян. Его дальнейшая судьба нам неизвестна, однако очевидно, что его шансы остаться в живых были близки к нулю.

Этот инцидент оставил по себе немалую память и даже стал темой «широко известного в узких кругах» анекдота про памятник Чайковскому, у подножия которого и произошло похищение: «и с тех пор Чайковский там так и остался изумленный, с разведенными руками» (Чайковский на памятнике изображен дирижирующим самому себе).

Шутки эти на десятилетия стали частью МИДовско-КГБшного фольклора, но тогда, осенью 1959 г., весь эпизод вызвал беспрецедентно жесткую реакцию со стороны советских властей — в дело счел необходимым вмешаться сам Н. С. Хрущёв. 7 декабря 1959 г. министр иностранных дел СССР А. А. Громыко передал послу КНДР ноту протеста в связи с похищением и потребовал объяснений. Через несколько дней посол КНДР в Москве Ли Син-пхаль был отозван в Пхеньян, а северокорейское правительство было вынуждено принести официальные извинения. Как можно догадаться, вина за происшествие была возложена на слишком рьяных чиновников [418]. Наконец, вечером 19 декабря 1959 г. посол А. М. Пузанов по поручению Москвы лично посетил резиденцию Ким Ир Сена и заявил северокорейскому руководителю протест по поводу похищения музыканта. Форма и время визита — около 10 часов вечера — были, как можно предположить, специально выбраны таким образом, чтобы подчеркнуть исключительную важность вопроса. Ким Ир Сен, как и следовало ожидать, стал обвинять во всем посла Ли Син-пхаля и его сотрудников, а также выразил свое сожаление по поводу всего происшествия. А. М. Пузанов записал в отчете о беседе: «При первых же словах заявления […] Ким Ир Сен был встревожен и с крайней озабоченностью сказал: "Как все это нехорошо"» [419]. Однако все эти лицемерные сожаления и покаяния никак не помогли Ли Сан-гу.