Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее

Ким Ир Сен заявил, что некоторые из подвергшихся критике на декабрьском пленуме ЦК должны выступить с «самокритикой». Этот жребий выпал Ки Сок-поку, Пак Чхан-оку, Чон Юлю и Чон Тон-хёку. Единственным исключением был Пак Ён-бин, находившийся в то время в больнице и поэтому не принимавший участия ни в декабрьском пленуме, ни в заседании «расширенного президиума». Его даже не уведомили о принятых на пленуме решениях, опасаясь за состояние его здоровья[67]. Крайне злобным нападкам на пленуме подвергся Пак Чхан-ок. В марте 1956 г., то есть через несколько месяцев после описанных событий, в беседе с советским дипломатом он вспоминал: «По предложению т. Ким Ир Сена я, тт. Пак Ен Бин, Ки Сек Пак, Тэн Дон Хек и Тен Юр должны были выступить с признанием своих ошибок. Заседание было подготовлено, и мне как первому выступающему было задано около 100 вопросов. Меня обвиняли, что я хотел стать первым лицом в государстве, если не первым, то вторым. Для этого я подбирал верные себе кадры из числа советских корейцев. Я и Пак Ен Бин, прикрываясь коллективностью в руководстве, выдвигали себя и умаляли роль вождя т. Ким Ир Сена. Мы были, как указывали некоторые выступающие, проводниками буржуазной идеологии в партии» (стиль подлинного документа)[68]. Пак Чхан-ок упорно отрицал своё участие в «антипартийной деятельности». С особой ожесточённостью нападал Хан Соль-я, «живой классик» северокорейской литературы, испытывавший глубокую неприязнь к советским корейцам и всегда готовый обрушиться на жертву очередной «чистки» (впрочем, в конце концов он и сам стал такой жертвой). По словам самого Пак Чхан-ока, по время заседания «Хан Сер Я сказал, что Пак Чан-ок хотел быть первым человеком в государстве, выдвигал себя и своими действиями принижал роль т. Ким Ир Сена. „Он указал, что Пак Чан-ок и Пак Ен Бин не давали партии и народу выражать свои хорошие чувства и отношения к своему вождю и т. д.»^[69].

Как уже упоминалось, несмотря на то, что эта речь сразу не была опубликована, ее распространяли в партийных организациях, так что она была хорошо известна всем членам корейской правящей элиты и, вероятно, функционерам среднего звена.

За декабрьским пленумом и «расширенным Президиумом ЦК ТПК» 28 декабря в январе последовали новые официальные мероприятия. 18 января 1956 г. ЦК ТПК принял резолюцию, озаглавленную «О дальнейшем усилении борьбы против реакционной буржуазной идеологии в литературе и искусстве». По своему духу и тону резолюция 18 января почти полностью совпадала с речью Ким Ир Сена. Однако примечательно, что эта резолюция не только не публиковалась, но даже вообще не упоминалась в открытой печати[70].

Примерно в это же время Пак Ён Бин был заочно (в тот момент он находился в больнице) исключен из состава Политического совета (Политбюро) и выведен из ЦК ТПК. Другие партработники из советской группировки также подверглись различным взысканиям и наказаниям[71].

Стандартная советская практика партийной работы, заимствованная и Северной Кореей, предусматривала, что решения и документы, принятые на очередном пленуме, равно как и произнесенные там речи партийных лидеров, «изучались» на низших уровнях. В январе 1956 г. по стране прошли собрания низовых парторганизаций, на которых прорабатывались документы декабрьского пленума. Об этих собраниях много писала корейская печать, хотя и не упоминая о проблеме советских корейцев и вопросах литературной политики, которые до поры до времени были теоретически скрыты от широкой публики. Документы пленума были восприняты как сигнал к началу массированной атаки на советских корейцев и на тех, кто был слишком тесно связан с ними. Такой поворот событий дал многочисленным соперникам советской группировки хороший предлог для сведения личных и политических счетов. Высокопоставленных советских корейцев активно критиковали, обвиняя в «насаждении фракционности» и в разнообразных идеологических прегрешениях.

Кампания против советских корейцев, развернутая в партийных организациях, достигла высшей точки к концу января. В течение этого месяца многие видные советские корейцы были вызваны в свои партийные организации для самокритики или подвергнуты допросам по поводу их «ошибок», главной из которых были прошлые связи с Хо Ка-и. Особенную активность в этой кампании проявлял пхеньянский горком ТПК, в аппарате которого в то время преобладали члены яньаньской фракции (отношения между «советскими» и «китайскими» корейцами, как уже говорилось, не отличались особой теплотой). Следует помнить, что в соответствии с советской административной практикой столичному горкому партии подчинялись партийные организации центральных министерств и ведомств. В начале 1956 г. пхеньянский горком предписал партийным организациям различных министерств и ведомств «расследовать» прежние связи между советскими корейцами и покойным Хо Ка-и. Такие расследования действительно имели место и некоторые советские корейцы были вынуждены давать показания по этому поводу[72].