Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее

Сторонники проигравшей оппозиции были объявлены «раскольниками» и «фракционными элементами» (во всех официальных северокорейских публикациях последующих десятилетий встречался именно второй термин — «чонъпха пунчжа» по-корейски). В то же время обвинения в более серьезных преступлениях, таких как шпионаж, саботаж или подготовка мятежа, обычные раньше, им небыли предъявлены вообще или были предъявлены с большой задержкой. Несмотря на то, что ряду ключевых фигур оппозиции удалось бежать в Китай, немедленно после пленума началась кампания против августовской оппозиции. Впрочем, поначалу казалось, что Ким Ир Сен проявляет большую мягкость, чем в период репрессий против внутренней фракции в 1953–1955 гг. Возможно, он опасался реакции Москвы и Пекина на преследования «их людей в Пхеньяне» (как показали последующие события, для подобных опасений были основания). Сдерживающим фактором мог быть и страх перед тем недовольством в среде партийной элиты, которое в условиях нестабильной политической ситуации могли бы спровоцировать крупномасштабные чистки. У нас есть основания полагать, что такое скрытое недовольство действительно существовало. Например, в октябре 1956 г. Е. JI. Титоренко (вероятно, самый энергичный и проницательный советский дипломат в Пхеньяне тех времен) встретился с Чхве Сын-хуном, заместителем председателя комитета ТПК отдаленной северной провинции Янган-до. Чхве Сын-хун заявил, что исключение Чхве Чхан-ика, Пак Чхан-ока и остальных было «серьезным нарушением внутрипартийной демократии»[228].

Независимо от причин, кампания против членов «группировки Чхве Чхан-ика — Пак Чхан-ока» некоторое время была умеренной. Даже пространные статьи по проблемам марксизма-ленинизма или истории партии, обычные в «Нодон синмун» в конце 1955 — начале 1956 гг., то есть во время гонений на советских корейцев, практически исчезли после августа 1956 г. Не появлялись более и перепечатки советских материалов с критикой культа личности. Около года северокорейская печать явно избегала щекотливых проблем внутренней политики, ограничиваясь менее опасными вопросами. До лета 1957 г. печать в основном прославляла трудовые подвиги охваченных энтузиазмом масс или разоблачала происки «южнокорейских марионеток» и «их американских хозяев».

Впрочем, из этого правила были и исключения. Например, 9 января 1957 г. в «Нодон синмун» появилась статья Ли Чхон-вона, директора Института истории АН КНДР и действительного члена Академии. Как мы увидим, в тот момент над академиком сгущались тучи, и в надежде на снисхождение он изо всех сил стремился доказать свою верность Ким Ир Сену. Статья называлась «Ядовитое влияние фракционизма на рабочее движение в нашей стране». В основном речь в ней шла о действиях фракционных группировок в колониальные времена. При этом вполне в соответствии с новой ортодоксией Ли Чон-вон объявлял «фракционными» фактически все корейские коммунистические группы, которые в колониальные времена действовали внутри самой Кореи и не были непосредственно связаны с Ким Ир Сеном. Однако в статье упоминался — в весьма негативном духе — и недавний августовский эпизод, который интерпретировался как новое проявление того же самого фракционного духа, старой проблемы корейского коммунистического движения[229].

Итак, в результате советско-китайского вмешательства, о котором речь пойдет дальше, оба скомпрометированных лидера оппозиции на некоторое время оставались на свободе и даже получили новые посты. Впрочем, назвать эти назначения высокими довольно трудно: Пак Чхан-ок стал заместителем директора деревообрабатывающего завода, а Чхве Чхан-ик был назначен с явным намерением нанести ему оскорбление заведующим… государственной свиноводческой фермой[230]. Однако это было не более, чем отсрочка неизбежного. Участь обоих лидеров оппозиции была похожа на судьбу многих противников Сталина начала 1930-х гг., в период, который предшествовал началу масштабных репрессий в Советском Союзе. В то время незначительная должность для опального политика чаще всего была прелюдией к аресту и казни (например, Н. И. Бухарин в последние свои годы был редактором «Известий» и директором малозначительного Института истории естествознания и техники АН СССР).