Тем более что рейтинг узников Матросской Тишины поднимается. Народ видит, что с ними хотят расправиться. Поэтому власть имущие и подливали масла в огонь.
Что касается самочувствия нашего подзащитного, то оно, мягко говоря, оптимизма не вызывает. За последнее время Язов похудел на 24 килограмма.
Обеспокоенные здоровьем подзащитного, мы обратились с просьбой провести его медицинское обследование в стационарных условиях. Получили ответ, что Д. Т. Язов «в стационарном лечении не нуждается», подпись — А. В. Фролов.
Да не о лечении мы просим, а всего лишь обследовать! Но, видимо, в наших ходатайствах ищут не то, что в них есть, а что приказано видеть… Фролов — не врач, а юрист.
Но на этом эпизоде издевательства не прекратились. По нашей просьбе в августе к Язову были приглашены два известных врача — генерал-майор медицинской службы профессор Иннокентий Всеволодович Шастин и полковник Игорь Михайлович Новиков. Они осмотрели больного, рекомендовали провести обследование в стационарных условиях. Мы снова обратились к Фролову. «У нас возражений не будет», — ответил он на этот раз.
Но, увы, радоваться было рано. Через три дня новое распоряжение прокурора: «Мы посоветовались и решили, что вернемся к рассмотрению этого вопроса после того, как обвиняемый прочитает все 140 томов дела».
Вот почему я и говорю, что не исключена возможность расправы и до суда».
Перечитывая обвинительное заключение по уголовному делу № 18/6214-91 и сравнивая с тем, что происходит в стране, мне приходилось констатировать: президент так ничего и не сделал для сохранения Союза.
Горькой болью щемила душа, когда думал о том, что стало с нашей армией. Под идеей реформирования армии Горбачев понимал ее сокращение. Он рассуждал упрощенно: если мы не собираемся нападать, следовательно, необходимо в армии провести реформу. Но сокращать надо разумно. Например: были войска, предназначенные исключительно для наступления, — воздушно-десантные. Но мы не собирались проводить крупномасштабные наступательные операции. И, видимо, Игорь Николаевич Родионов совершенно правильно поступил, приняв решение кое-где сократить воздушно-десантные войска. Я бы тоже так поступил, потому что содержание одной воздушно-десантной дивизии обходится стране намного дороже, чем содержание танковой дивизии. Для того чтобы перебросить одну воздушно-десантную дивизию, необходимы четыре военно-транспортные авиационные дивизии. Защитники ВДВ говорят, мол, армия должна быть мобильной. А разве танковая дивизия или мотострелковая не мобильные? И если мы никуда не собираемся лететь, то где мы будем демонстрировать мобильность воздушно-десантных войск?
Другой пример военной реформы— это реформа М. В. Фрунзе после Гражданской войны. Тогда в 10 раз сократили количество войск, правда, продумали и систему подготовки личного состава на случай войны. Были созданы территориальные полки, куда на предвоенный период призывали граждан для переподготовки. На базе этой мини-армии легко было потом развертывать новую регулярную Красную Армию.
За счет чего жила Советская Армия? За счет социалистической системы хозяйствования. Она давала возможность и содержать армию, и обновлять технику. И когда я был министром, с этим не было больших проблем. И нефть продавало государство, а не Рем Вяхирев, и алюминий для самолетов. Но когда создали класс собственников, все пошло в доход собственников-номенклатурщиков, а они не привыкли платить налоги. А раз нет налогов, значит, нет и достойного бюджета. И вот уже в армию не поступают новая техника, самолеты. Нет и масла на солдатском столе.
О путях восстановления армии замечу следующее: прежде всего, необходимо работать над более совершенными видами оружия, над перспективой использования этого оружия в интересах обороны. Просто делать танки или самолеты бессмысленно. Пора изменить в обществе и отношение к человеку в погонах. Подумать, как восстановить авторитет военнослужащих. Вот один из примеров: по Версальскому договору немцам разрешили держать армию всего-навсего в 100 тысяч человек. И они содержали армию, но из 100 тысяч офицеров. А потом за 2–3 года развернули такие вооруженные силы, что сначала Австрию подчинили себе, а через 6–7 лет и всю Европу. В чем же здесь суть? В том, что сохранился престиж офицерского звания. Офицеры не стеснялись служить. Даже рядовыми, лишь бы не расставаться со службой, с армией. У нас же офицер, увы, самая непочитаемая профессия в обществе…
Позже мне часто задавали вопрос: «Сколько надо дивизий для Сухопутных войск, пятьдесят? А может быть, сто?» И я отвечал: «Многовато или маловато, все зависит от материальных возможностей. Вы сохраните технику на эти 50 или 100 дивизий, а личный состав наберем!»