Бросил рыбак удочки, да поймал полковника у самой лодки, не дал протаранить ее мощным лысым затылком, как торпедой.
— Куда торопишься, мил человек? — раздался недовольный старческий голос, как-то плохо вяжущийся с недюжинной силой в руках, поймавших несущегося на лодку Кирилла.
— Извините, — опомнился, оценив обстановку, полковник. — Задумался.
— А ты думать-то думай, а вот торопиться не надо! — Рыбак, оказавшийся и правда стариком лет за семьдесят, сурово смотрел на Кирилла, уцепившегося руками за лодку, накренив ее, чуть не перевернув — хоть и берег в пяти метрах, а точно, яма тут!
— Виноват, отец, спасибо, что поймали рыбку в сети, а то бы я так и впилился головой в какой-нибудь корень, — смиренно, злость на себя и Щербатого уже ушла куда-то, проговорил, отдышавшись, Кирилл.
— Ты, милок, коли на воде еще держишься, от лодочки-то моей отцепись, перевернешь! Вот, молодец. А теперь, аккуратно только, загляни за лодку, что там?
Кирилл медленно, осторожно, подплыл к указанному месту и перекрестился, чуть не уйдя опять с головой под воду. — Сразу за лодкой, над глубокой ямой, торчали из берега бетонные столбы, утыканные ржавой арматурой — кто-то, наверное, причал здесь строить начинал, да забросил. Кирилл резко развернулся и отплыл подальше от опасного места. Не наткнись он на рыбачью лодку, точно, на полном ходу, плывя на спине, разбил бы голову арматурой или бетоном и тут же ушел бы под воду навсегда, как и мечтал, дурень, только что! Как Жеребец Гугунава, в омут, в яму, в темень страшную, без покаяния. И Машенька бы даже тело не смогла похоронить — мучилась бы, с ума сошла на берегу Оредежа от поисков.
— Вот я тебе и говорю, парень, не торопись! Понял? Не торопись. Глядишь, все и образуется. А может, образовалось уже.
Рыбак недовольно закряхтел, собрал удочки и взялся за весла.
— Назад доплывешь? А то перевезу.
— Спасибо, отец, все в порядке, я сам.
— Вот то-то оно, что все в порядке! — неожиданно добрым смехом отозвался старик и погреб неторопливо в сторону плотины.
Глава седьмая
Согретые солнцем, освеженные купанием, снова голодные, как пионеры после похода, веселой и дружной компанией возвращались домой к Ивановым — обедать. Заскочили по пути в пару магазинов, прикупили еще еды про запас, народу-то много, заехали к Плещеевым ненадолго — Машенька настояла. Выпили чаю да кофе с пирожками, — когда успела Маша напечь, ведь все время почти с нами была? — удивлялись гости. Да еще из холодильника Плещеевых кастрюлек несколько с готовой едой прихватили и, наконец, заскрежетали железные ворота, забегала озабоченно Марта, встречая гостей и хозяев, пересчитывая — все ли вернулись, не оставили, не потеряли ли кого на прогулке?
Мамочки кинулись первым делом детей кормить, да спать укладывать. С удовольствием, то помогая, а то и мешая, ринулась им на помощь Машенька. Иванов с Анчаровым суетились около мангала, спорили: жечь ли дрова, или обойтись готовыми углями? Есть хотелось всем после купания, потому махнули рукой на заранее припасенные, аккуратно наколотые Ивановым дровишки и высыпали в большой мангал сразу пару мешков древесного угля. Полили щедро вонючей жидкостью для разжигания, чиркнули спичкой — фыркнуло пламя и разбежалось по углям мгновенно. Иванов схватил заранее приготовленный новый пластмассовый совок, всем людям служащий для мусора. А Валерий Алексеевич им угли раздувал — очень удобно: и легкий, и ручка есть, и не гнётся в руках, как какая-нибудь картонка. Угли загорелись ровно, начали подергиваться серым пеплом по краям.
— Пусть «разжига» испарится, вместе с запахом, да угли прогорят немного. — Иванов смахнул пот со лба и уселся на скамеечку, стоящую рядом со специально оборудованным местом для мангала. От солнца, жгучего немилосердно, несмотря на легкий горячий ветерок, площадку прикрывала густая листва молодых дубков. Рядом заросли черной аронии, высокие, выше забора, кусты цветущего шиповника, раскидистая густая ель, рябины. Недалеко от дома, а место уединенное и тихое.
Анчаров снял крышку с огромной эмалированной кастрюли, понюхал мясо, и сухие губы его разошлись в широкой улыбке. Саша позвенел лежащей на столике вместе с кастрюлей горкой шампуров, вытянул первый попавшийся, и с предвкушающим удовольствие вздохом взялся нанизывать мясо и лук. А Валерий Алексеевич закурил, поглядывая искоса на угли, и помахал призывно рукою показавшемуся на веранде Петрову.