Август

Молодежи неожиданно оказалось куда больше, чем сперва показалось Петрову на теплоходе. Парочки в основном — молодожены, но есть и подростки, и трогательные девочки 12–14 лет. В юбочках, платочках, без макияжа на чистых еще от жизненного опыта лицах, искренне желающие соответствовать месту, и место в жизни и в народе своем отыскать, вопреки даже своим родителям, куда более прозаично, а то и просто подчеркнуто атеистически настроенным.

Андрей Николаевич, не любивший организованные экскурсии, дошел со всеми до храмового комплекса и постарался отстать от своей группы. Потихоньку разбрелись поодиночке, и пропали из виду Анчаров с Муравьевым. Только доцент с аспирантами не отставали от гида, слушали внимательно заученный гладкий рассказ.

Поднявшись в Троицкий собор по высокой каменной лестнице, Петров замер в просторном притворе, обнимающем широко весь храм. Такая белая красота, мощь, простор и столько света под сводчатыми потолками! Сдвоенные окна по полукругу галереи перекрещивали свет, словно сами сотворяли его ощутимо видимым, как белые крылья Духа Святаго. Войдя же внутрь, трижды перекрестившись широко и поклонившись Царским Вратам, приложившись к «Празднику» на аналое, Андрей и вовсе исполнился торжественной тихой радости. Свет и здесь лился потоками из-под купола, но он был другой, синевато-золотой от чудесной росписи, покрывающей фресками каждый сантиметр внутреннего пространства.

Шепча Иисусову молитву, перемежая ее «Богородице, дево, радуйся», Андрей обошел тихонько весь храм, не обращая внимания ни на повалившую вслед за ним толпу туристов, ни на разноголосицу экскурсоводов, ни на вспышки бесчисленных фотокамер. Внимание его привлекла внезапно и вернула в грешный мир огромная фреска Страшного суда, напротив алтаря, над входом в храм. Наивная — и от того святая — неполиткорректность сюжета заставила его открыть поворачивающийся дисплей приятно тяжелого «Кэнона» и сделать несколько снимков на память.

Над огромным узловатым туловищем страшного Змия, испещренного изображениями чертей, выстроились в очереди, скованные одной цепью, самые страшные грешники, отринувшие Веру Христову. Над тщательно выписанными изображениями людей в европейских кафтанах, мусульманских халатах, иудейских хламидах старинные иконописцы четко прописали пояснения, чтобы никто из молящихся не испытывал сомнений: «жиды, турки, татары, немцы, галлы».

В сердце Петрова, вернувшегося внезапно с небес на землю, снова заныл червячок: «Кавказец, убиенный вчера, куда делся?!». Некстати произнесенное мысленно слово «убиенный», навеянное обстановкой храма, не связалось однако вместе с неотрывным казалось бы от «убиенный» словом — «невинно».

* * *

Черная красотка «BMW Х5», абсолютно неуместная на деревенской улице, медленно прошуршала мощными колесами по подсохшей грязи и замерла, качнувшись, рядом с чайной для паломников и туристов, вынесенной далеко за пределы монастырских стен. Тонированное стекло правой передней дверцы беззвучно съехало вниз и явило курам, копошащимся у высохшей кучи навоза напротив чайной, смуглое гладковыбритое носатое лицо с бледным шрамом поперек сплюснутого лба. Через минуту стекло плавно поднялось до упора, снова превратив «бэмку» в черный блестящий монолит, непроницаемый для чужого взгляда.

Машина сдержанно заурчала, перекатилась на несколько метров дальше по дороге и съехала на обочину, прямо в густую траву перед покосившимся штакетником, делавшим вид, что ограждает ветхий деревянный домишко. Прошло несколько томительных для находящихся в «бумере» людей минут. Но время в этих местах немереное, и за те минуты, что показались такими длинными привыкшим к суете столицы московским грузинам, никто так и не вышел на крыльцо обычно полной туристов чайной.

— Надо было на какой-нибудь старой развалюхе ехать! — кипятился, барабаня нервно пальцами по подлокотнику, пожилой, с выпирающим брюхом, водитель. По вискам его из под седых бакенбардов тянулись струйки пота, хотя кондиционер в новой машине трудился на полную мощность, и в салоне было даже холодновато.

Молодой, но явно старший по положению — носатый со шрамом — резко ответил водителю по-грузински. Водитель в ответ и вовсе взорвался:

— Зачем унижаешь человека?! Знаешь, что я в Москве всю жизнь прожил! На такое дело пошли и светимся, как последние лохи! Да в такой глуши про «Икс-пятую» все лето рассказывать будут — вон, из каждого окна выглядывают!