— Когда они высохнут, ты аккуратно сложишь их в чемодан. Пусть полежат какое-то время. Желательно год, только приглядывай за ними, чтобы они не начали гнить. Тогда у тебя получится отменный товар. Кстати, миссис Эндрюс тебе ответила?
— Нет.
— Отправь ещё одну телеграмму. Непременно отправь. Очень жаль, что я ничем не могу тебе помочь. Но она так легко не отделается.
— Уж и не знаю, — неуверенно сказал Эдеварт...
— Вот то-то, не знаешь, ты вполне можешь обойтись без неё, потому что ты мёртвый.
— А деньги у тебя есть? — спросил Эдеварт.
Август, надменно:
— Деньги? Ты что этим хочешь сказать? У меня, что ли?
Далее следуют пространные и высокомерные рассуждения на тему: зачем ему вообще нужны деньги для этой поездки? Потом он вскользь замечает, что вообще-то у него нет ни единого эре.
— Вот, Поулине послала меня с этими деньгами, — говорит Эдеварт и протягивает несколько купюр Августу. — Она сказала, что это для тебя.
— Для меня? Ни к чему ей такие расходы. Поулине и банк должны мне пять тысяч, но ведь здесь меньше.
— Ты всё-таки возьми деньги, — говорит Эдеварт.
— И речи быть не может. Верни ей и скажи, чтобы она зачла это мне за еду и жильё. Деньги! — опять презрительно фыркнул он. — Да, вот ещё что. Доктор должен мне пятьсот крон за акцию, но я не решился потребовать их.
Немного погодя Эдеварт говорит:
— Ты, верно, опять поедешь в Америку?
— Можешь не сомневаться, — отвечает Август, — для такого человека, как я, это самая подходящая страна.
— Тогда возьми, пожалуйста, эти деньги для неё, — говорит Эдеварт. — Тут двадцать долларов, это её деньги, а я при всём желании не могу их потратить здесь.
— Да о чём речь! — вдруг восклицает Август, заглатывая наживку. — Это ведь совсем другое дело, такая бумажка мне может очень пригодиться во время путешествия. Я смогу показывать людям настоящие иностранные деньги, а не только ценные бумаги. Я возьму её у тебя?
— Господи, о чём ты спрашиваешь? Только этого так мало!
— Более чем достаточно. Кстати, я ещё должен тебе несколько сот крон, которые брал у тебя взаймы. Так вот, ты не тревожься из-за них, я их тебе вышлю.
— Да-да, — говорит Эдеварт. — А теперь я хочу тебе сказать, что... хочу признаться... не то у меня не будет покоя...
— Чего это ты несешь?
Эдеварт, запинаясь, признаётся, что не кто иной, как он, сказал доктору, что Август, мол, шляется по ночам и вообще...
Август, с искренним недоверием:
— Может, это был не ты?
«Я», — услышал он в ответ. Пожалуй, ничего хорошего в этом и нет, но он, Эдеварт, боялся за своего товарища и вообще за Поллен.
Август призадумался, но ненадолго, а потом разразился хохотом:
— Это ж надо, какой обормот! Ты небось боялся, что я отобью у тебя всех полленских женщин, точно, боялся! Причём кой-какие основания у тебя для этого были, потому как по этой части я всегда был на высоте! Никто не смог бы со мной потягаться!
Это своё утверждение Август подтвердил и расцветил некоторым количеством остроумных и ярких историй, он оживился, он блистал юмором, он чертыхался и всё убыстрял шаг.
Однако вдруг он остановился и сказал:
— А теперь, Эдеварт, поворачивай обратно, потому что отсюда я припущу бегом.
— Да, да, — ответил Эдеварт, — счастливого тебе пути!
— Надеюсь, ты не обиделся, что я так говорю, просто я могу не успеть, так что лучше я припущу бегом.
— Прощай и спасибо за дружбу!
И он побежал, побежал легко и быстро сквозь надвигающуюся темноту. Нести ему было нечего, он и сам-то ничего не весил.
XXVII
Нельзя было отрицать: Август оставил по себе пустоту. Эдеварту его недоставало, Поулине почувствовала себя ещё более одинокой и жалела, что не подарила ему на прощанье зонтик из своей лавки. В дороге зонтик очень может пригодиться.
Йоакиму она сказала:
— А ведь он расплатился перед отъездом.
— Это ещё зачем? — взорвался Йоаким. — Не надо было брать!
Поулине:
— Так я послала ему деньги обратно, а Эдеварт, когда вернулся, опять их принёс. Вот, погляди!
Йоаким покачал головой и ничего не ответил. Во всяком случае, по выражению его лица нельзя было догадаться, понял ли он, в чём тут дело, или нет.
Но чего стоила эта мелочь за стол и жильё, чего стоил зонтик против двадцати тысяч немецких марок?! Чего стоили вообще все они по сравнению с чудом? И чего стоили прочие чудеса рядом с ним?
Почта принесла письмо для Августа из некоего агентства в Тронхейме, письмо мало того что заказное, так ещё и с сургучной печатью. Августа не было, и Поулине, согласно доверенности, могла делать с этим письмом всё что вздумает. Она теребила письмо и так и эдак, она подержала его против света — ничего. Конечно, можно было бы вскрыть его с помощью вязальной спицы — она преуспела в этом искусстве, но письмо-то было запечатанное. Тогда она просто-напросто надорвала конверт.