Август

— Более того, — продолжал староста Йоаким, — я уже отправил телеграмму в королевский совет.

Королевский совет — вот это звучало серьёзно, и более того, это означало, что дела совсем плохи. Поулине побледнела и не сказала больше ни слова.

Правда, некоторое время после этого разговора в Поллене ещё царили мир и покой, припасы из Нового Двора, пусть и ненадолго, помогли одолеть самую свирепую нужду, народ ходил с кульками зерна на мельницу и возвращался с мукой. Рождество на сей раз было очень нелёгким, а грозило стать и ещё хуже, если бы Поулине в свою очередь не показала себя достойной гражданкой Поллена и не выступила в роли благодетеля номер два. Вот и её односельчане не оценили в своё время должным образом, а теперь она распорядилась: всё, пригодное для еды и питья в лавке и в подвале, раздать всем без исключения, не делая при этом записей и не требуя оплаты. Подумать только — Поулине! Запасы у неё были не так уж и велики, но имелись среди них и мясо, и маргарин, и сироп, словом, хватило помаленьку и взрослым, и детям. Поулине, которая не питала до сих пор особенно нежных чувств к детям, вдруг ни с того ни с сего полюбила их и дарила им и крендельки, и печенье, и другие сласти, а взрослым — кофе и табак. Само собой, товары в лавке у Поулине тоже распределяли Каролус и Ане Мария. Каролус обеспечивал письменные принадлежности, а Ане Мария писала. «Для одного человека это, пожалуй, и много, — говорил Каролус, — а вы ещё спрашиваете, не хочу ли я снова заделаться старостой!»

От правительства через амтмана поступила телеграмма: да, будет сделано всё возможное, просто надо хоть немного запастись терпением, надо взять себя в руки, ибо правительство уже занимается этим вопросом.

Староста Йоаким вывесил телеграмму в лавке на стене.

И впрямь было самое время, чтобы из королевского совета пришла хоть какая-то весточка, В Поллене снова царила великая нужда, еду из Нового Двора подмели вчистую, лакомства из лавки словно ветром сдуло, да вдобавок извели каждый кусочек мяса, сохранившийся ещё с осеннего забоя. Среди этих страданий и мук некоторых полленцев охватил страх Божий, и они принялись молиться; по измождённым лицам пролегли полоски слёз, матери держали детей на коленях и рассказывали им, сколько молока им достанется, когда смерть заберёт их и они попадут на небо. Две женщины, встретясь у ручья, могли завести беседу о всяких потусторонних и таинственных делах. Теодорова Рагна была в этом сноровистей других и часто поражала односельчан своими познаниями. И вот что странно: Рагна привыкла к лишениям, ей всю жизнь жилось несладко, но теперь ею правил голод, хотя Теодор тащил в дом с причала всё, что ни подвернётся под руку из съестного. Впрочем, Теодору приходилось не так уж и плохо: время от времени он заглядывал в Верхний Поллен к своей дочери, что служила у доктора, и съедал предназначенный ей обед. Но Рагна предпочитала голодать, чем «вырывать кусок изо рта у собственных детей». Подобно многим, она сделалась набожной и раздражительной, то же происходило и с другими полленцами. Рагна, пожалуй, даже превзошла их, потому что хорошо училась и многое запомнила ещё со школьных времён. Для женщин было великой удачей встретить Рагну у ручья, у неё стало такое измождённое лицо и сияющие глаза, но всё же у неё хватало сил, чтобы поведать им о сарептской вдове с кувшином, а ещё о том, как Бог заявился однажды к Мамре Лунду и пообедал у него телячьей печёнкой. Говоря это, она причмокнула бледными губами и сглотнула. Словно она говорила не о телячьей печенке, а о пяти хлебах и двух рыбах, коими насытились тысячи человек...

Бедняжка Рагна из Поллена, как мило смеётся она...

Конечно, время от времени ей удавалось вполне сносно поесть, но — главное — она стала терпеливой и научилась обуздывать себя. О тайных свиданьях в укромном уголке и речи больше не было, никаких пламенных мечтаний наедине с кем-то, даже соблазнительных и пробуждающих страсть платьев она больше не носила.

Пальто, которое ей подарил Родерик, было теперь для неё слишком шикарно, но Эстер, дочь, что в услужении у доктора, отказалась взять это пальто себе, так оно и висело, никому не нужное.

Да-да, всё очень хорошо, она стала совсем другим человеком. А тут выдался редкостный час, когда Рагна пришла к Ане Марии и возжелала обратить её на путь истины. Впрочем, тут Рагна зашла, пожалуй, слишком далеко, и никаких результатов её визит не возымел.

Обе они пользовались в округе весьма двусмысленной репутацией: Ане Мария, к примеру, была недовольна своим супругом, а Рагна так и вовсе не слишком добродетельна. Ну и что с того? Правда, ни одна из них не стала бы оправдываться, да и кому какое до этого дело в голодную пору?

Надо сказать, что затея Рагны имела под собой подоплёку: в предрождественской суматохе, когда делили товары из лавки, Рагну обошли при раздаче сиропа. «Эка невидаль, — сказала Ане Мария, — у тебя ж нет дома малышей, так что уж и не знаю, зачем тебе понадобился сладкий сироп».