Август

Через некоторое время до Антония дошли слухи из Альбы об измене Марсова легиона. Говорят, в момент получения этой вести он был пьян — во всяком случае он действовал, как если бы и вправду вино ударило ему в голову: он тут же поспешил созвать заседание сената (а он все еще оставался консулом), где в длинной и невразумительной речи потребовал объявить Октавия врагом народа. Но не успел он закончить своего выступления, как до города докатились новые слухи, о которых стали перешептываться сенаторы, в то время как Антоний еще продолжал говорить. Четвертый македонский легион, последовав примеру Марсова, присягнул на верность Октавию и партии Цезарей.

Это известие привело Антония в такую ярость, что он потерял последние остатки разума. Он уже однажды нарушил законы, введя армию в город, а теперь опять преступил закон и обычаи, собрав сенат в ночное время и угрожая своим противникам расправой, если они осмелятся туда явиться. Итак, во время этого незаконного сборища он отдал Македонию своему брату Гаю, а провинции Африку, Крит, Ливию и Азию — своим сторонникам; после этого он поспешил присоединиться к остальной своей армии в Тиволи, откуда направился в Риминий, готовясь к осаде Децима в Галлии.

Таким образом, то, чего Октавию не удалось добиться осмотрительностью, Антоний сам отдал нам своим безрассудством. Во тьме отчаяния забрезжил луч надежды.

А теперь, мой добрый старый друг, я расскажу тебе о том, о чем никто не знает, — можешь использовать это в своей истории, если пожелаешь. Как известно, во время всех этих событий Октавий вместе с разношерстными остатками своей армии медленно продвигался к Ареции; но никто не знает о том, что, когда Антоний открыто продемонстрировал свое презрение к сенату и закону, я, рассудив, что и сенат и народ созрели для этого, призвал Октавия со всеми предосторожностями срочно вернуться в Рим, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. В то время как Антоний с шумом и скандалом покинул город, Октавий незаметно вошел в него.

И тогда мы разработали план, как покорить мир.

II

Письмо: Марк Туллий Цицерон — Марку Юнию Бруту в Диррахию (43 год до Р. Х.)

Мой дорогой Брут, вести, дошедшие до нас в Рим из Афин, переполняют радостью и надеждой сердца всех тех, кому дорога республика. Если бы только все наши герои действовали так же смело и решительно, как ты, наша отчизна не пребывала бы в таком смятенном состоянии. Подумать только: так скоро после незаконной передачи Антонием Македонии своему безмозглому братцу Гаю этот последний трясется от страха в Аполлонии, в то время как твои легионы растут и набирают силу, чтобы в один прекрасный день стать нашим спасением! О, если бы только твой родственник Децим проявил ту же твердость духа и умение девять месяцев назад, после нашего пира в канун мартовских ид!

Не сомневаюсь, тревожные вести об очередном безумстве Антония дошли даже до тебя в Диррахии. Поправ все традиции и законы, он, сначала нагнав страху на весь город, теперь ведет свое войско против Децима в Галлию; и еще несколько недель назад ни у кого не было сомнения, что ему удастся задуманное.

Молодой Цезарь (я теперь зову его так, несмотря на все мое отвращение к этому имени) и его юный друг Меценат однажды тайно пришли ко мне со своим планом. Мальчик и прежде обращался ко мне за советом и вообще всячески меня обхаживал, но только недавно я окончательно убедился в том, что он может далеко пойти и еще нам пригодится. Несмотря на его весьма нежный возраст и робкую манеру, он сумел удивительно многого добиться за эти несколько месяцев.

Вполне обоснованно он отметил, что в его распоряжении имеется единственная сила, способная остановить Антония, — армия, одна часть которой под командованием Марка Агриппы в настоящий момент направляется в Арецию, что лежит на пути Антония в Галлию, а другая, осмотрительно расположенная в нескольких милях от Рима, последует за ней, и одним богам известно, сколько ветеранов и рекрутов присоединятся к ним по дороге. Но (и это заставляет меня постепенно пересмотреть свое отношение к молодому вождю) он не хочет действовать незаконно — ему необходимо одобрение сената и народа. Поэтому он предлагает, чтобы я, используя свое положение (которое, как мне думается, все еще остается достаточно весомым), помог ему получить это одобрение.