Август 91-го. Был ли заговор?

Самое же неожиданное последствие моего ареста — это то, что у нас оказалось гораздо больше добрых друзей, чем мы даже могли предполагать. И мои домашние, и я чувствовали это почти каждый день, получая десятки писем от совсем незнакомых людей со всех концов нашей страны и из-за рубежа. В большинстве этих писем — пожелания выдержки, благословения и поддержка. Иногда приходили денежные переводы, продукты, рецепты, эссе и даже целые стихотворные сочинения. Все это достаточно убедительно говорило о настроениях в нашем обществе. Жаль только, что не всем моим доброжелателям я смог тогда ответить и поблагодарить за участие и понимание.

Из более чем четырех тысяч писем, поступивших в тюрьму, я с особым трепетом читал те, что имели смоленский обратный адрес. Именно оттуда, с моей родной Смоленщины получил я заботливые письма от моей классной руководительницы в 27-й школе Софьи Наумовны Ханиной и от других учителей. Получил я доброе письмо и от человека, который когда-то занимался с нами, мальчишками, в драмкружке, — от артиста областного театра драмы Василия Михайловича Кабанова. Очень теплые письма пришли и от известного в Смоленске профессора-невропатолога Михаила Александровича Лапицкого и от прихожан и священника одной из смоленских церквей, которые каждый день ставили свечу в храме за мое здоровье. Писали мне и деятели культуры из Новоспасского, и с родины Твардовского, из других районов Смоленщины.

Когда человек теряет опору и веру в свое общество, в своих товарищей, в своих близких, он терпит самую страшную жизненную трагедию.

Могу с уверенностью сказать, что такая трагедия меня миновала.

Со мной остались мои многочисленные друзья и товарищи. Более того, их число даже-выросло, а исключений буквально единицы.

Много писем пришло мне за то время от народных депутатов СССР и РСФСР. В некоторых из них — раскаяние и осознание несправедливости того, что произошло на последней сессии Верховного Совета СССР. Большая группа депутатов, ученых-юристов, врачей, деятелей куйьтуры подписали поручительство о моем освобождении из-под стражи.

Поступало немало резолюций и решений съездов, собраний, митингов, манифестаций, партийных групп. Для политических заключенных — это огромная моральная поддержка, помогающая преодолеть чувство одиночества, верить в то, что твои мысли, твои оценки разделяют тысячи и тысячи людей.

Не забыли меня и мои любимые писатели — Расул Гамзатов, Виктор Боков, Станислав Куняев, Валентин Сорокин, Василий Белов и многие другие. 26 марта 1996 года они устроили в одном из больших московских кинотеатров мой творческий вечер. Перед этим писатели обратились к генеральному прокурору с просьбой выпустить меня на три часа из тюрьмы, предлагая, что в качестве поручительства они готовы на это время сами находиться в моей камере. Прокурор, естественно, не ответил, но на вечер собралось около тысячи человек. Туда же удалось передать запись одного из моих стихотворений.

Я уже говорил о поддержке, которую получал от матери, жены, дочери, всех моих родных, о той верности и стойкости, с которой они встретили мою, а точнее — нашу общую беду.

Но еще раз хочу повторить: может быть, самое сильное, трогающее за душу ощущение нерасторжимости со своей Родиной я испытывал почти каждый день, получая добрые письма от людей, живущих во всех бывших советских республиках.

Я и сегодня бережно перебираю эти непритязательные, но такие дорогие для меня послания тех дней. Вот ветеран войны, Герой Советского Союза из Москвы и металлург из Караганды, старшеклассник из Санкт-Петербурга и священник сельской церкви из Псковщины, нефтяник из Тюмени и врач с Камчатки, музейный работник из Крыма и военнослужащий из Белоруссии, ветеран труда из Донбасса мучитель из Узбекистана, многодетная семья из Казани и одинокая пенсионерка из Рязанской области.

Можете себе представить, как дорого мне каждое из этих писем. В них мнение тысяч людей. В них — моя надежда и, если хотите, опора для продолжения борьбы за наше справедливое дело.

Строки из писем в «Матросскую тишину».