Читаем Август Четырнадцатого полностью

Нашлось время и для простых рассказов. Понуждаемый расспросами гостя, Архангородский рассказал о себе, что был в первом выпуске мукомолов харьковского Технологического, всего их было пятеро, и каждому выпускнику открывалось занятие высоких выгодных мест. Однако Архангородский не пошёл вверх, а, возмущая своего отца, мелкого маклера, поступил подсобным рабочим на мельницу, лишь через год помощником крупчатника, ещё через два – крупчатником, и считает, что только из этого понял, в чём суть мельниц и что им надо.

Пошли и город посмотреть, верней, захотел гость увидеть то место крутого Таганрогского спуска к Дону, где ростовская управа думала ставить подвижную дорожку для подъёма людей от набережной. А в Москве, говорил Ободовский, сбила война метрополитен: уже электростанцию строили для подземных поездов, и в 15-м году должны были пустить первую линию от Большого театра на Ходынское поле. Вообще, по-сумасшедшему Москва эти годы строится, много поставили.

Своим неизменно спокойным, оценивающим взглядом Илья Исакович всматривался в нервного Ободовского. Насколько жизнь Ильи Исаковича была ровна, пряма и постоянна, настолько жизнь Ободовского состояла из виражей, взлётов, срывов, и даже дышал он неровно, словно воздуха хотел забрать на десять лёгких, и хотя ругал войну, но в мирной жизни ему как будто не хватало событий, оттого он их и сгущал.

Уж он не поминал своё давнее революционное прошлое, за которое было два суда, тюрьма, ссылка, побег за границу. Больше говорил о близких заграничных впечатлениях: в Америку ездил; изучал в Германии горнозаводскую промышленность; в Австрии работал по рабочему страхованию, и книгу написал (для России, так в Харькове несколько месяцев никак её не выпустят: то шрифта не хватает, то предисловие потеряли). А больше всего был захвачен нынешней поездкой: русские рудники и шахты уж так доступны выпускнику Горного института! – но тогда ему было важно революцию делать, да на сибирский рудник чуть и не угодил в кандалах, – а потом в эмиграции изводился, как попасть в Донецкий бассейн и руки приложить. И сейчас с восторгом рассказывал, чтó тут можно сделать за десять лет и что за двадцать по единому комплексному плану, каждый шаг соразмеряя с будущим, например – подземную газификацию углей…

– Вообще – кончился штиль! Штиль в России кончился! А при ветре можно плыть и встречно! – с восторгом восклицал Ободовский.

Повсюду его встречали горнопромышленники-сверстники, выпускники того же 902-го года или около, встречали с теплом, пробирающим до горлового сжатия, предлагали и инженерные места, и консультативные посты, и чтение лекций, и даже – директором всего Горного департамента!

– Почему всегда не хватает работников? – ужасался Ободовский. – Чуть толковенького увидят – все хватают, все приманивают. Такая странища, столько сановников, столько чиновников, столько бездельников – а работников нет!!

– И что ж выбрали?

– Да самые блестящие предложения даже и отклонил. Буду пока в Горном лекции читать и разное там, в Питере.

Да не знаешь, где главное, – и студенты, и страхование, и бюро труда, и порты, и торговля, и банки, и технические общества – всё России нужно, везде надо успеть. Говоря в общем виде, две равных задачи у нас и обе надо вытянуть: развитие производительных сил и развитие общественной самодеятельности!

– Да, если б не война.

– Да если б хоть вести они её умели!.. Старая ржавая пружина, чужие руки, долдоны! Они – века не понимают! Они такую страну рассматривают как свою вотчину: захотят – помирятся, захотят – будут воевать, как с Турцией в прошлом столетии, и полагают, что всегда им будет с рук сходить. Да ни один же великий князь такого и слова не знает: производительные силы! На Двор – всегда привезут, хватит. Им гораздо важней кажутся юбилеи: в Костроме праздновать, да медаль чеканить…

– Ну впрочем, – лукаво стрельнул Архангородскнй, – если б не этот юбилей, то ваш самовар так бы и разорвался где-нибудь в Руре.

– Да, правда!.. – смеялся Ободовский. – А с другой стороны русские интеллигенты под экономикой понимают восьмичасовой рабочий день, прибавочную стоимость, ренту. Совсем не понимают конкретной экономики: недра, орошение, транспорт. Через всех пробиваться!.. Но сейчас вот забрезжило национальное примирение, да повернутся все силы к строительству? Нам бы десять лет спокойного развития – не узнать бы ни нашей промышленности, ни нашей деревни. А какой бы торговый договор мы могли с Германией заключить, это изумительно, до чего выгодно, я вам сейчас подробно…

Перейти на страницу:

Все книги серии Красное колесо

Август Четырнадцатого
Август Четырнадцатого

100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой. Страшным предвестьем будущих бед оказывается катастрофа, настигнувшая армию генерала Самсонова в Восточной Пруссии. Иногда читателю, восхищенному смелостью, умом, целеустремленностью, человеческим достоинством лучших русских людей – любимых героев Солженицына, кажется, что еще не все потеряно. Но нет – Красное Колесо уже покатилось по России. Его неостановимое движение уже открылось антагонистам – «столыпинцу» полковнику Воротынцеву и будущему диктатору Ленину.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза ХX века / Русская классическая проза / Современная проза

Похожие книги