Август и великая империя

Consilium principis 9 г. по P.X

В 13 г., после своего избрания в шестой раз в принцепсы, Август должен был произвести еще последнюю реформу уже малочисленного сената, который должен был помогать ему: вместо пятнадцати сенаторов, избираемых на шесть месяцев, он должен был состоять из двадцати сенаторов, избираемых на год. Все решения, принятые Августом по соглашению с Тиберием, десигнированными консулами, его усыновленными детьми, двадцатью членами consilii и всеми гражданами, посоветоваться с которыми найдет нужным Август, должны были рассматриваться как сенатские постановления.[580] Сделалось так трудно собирать сенат, что, чтобы не управлять империей одному и от своего имени, Август должен был прибегнуть к этому крайнему средству. Было, впрочем, бесполезно бороться против судьбы: если сенат был в течение долгого времени великой движущей силой республики, то теперь он оставался только скелетом, из которого ушла жизнь. Сами комиции теперь, когда выборы были сведены к пустой формальности, были в полном забросе: никто не являлся более подавать свой голос. Таким образом, в тот момент, когда империя нуждалась в большом числе магистратов, полных храбрости, усердия, законного честолюбия и неутомимой энергии, привилегированная аристократия, в руках которой было управление империей, медленно и добровольно угасала в безбрачии и бездетности; она потеряла все иллюзии и все страсти, которые, заглушая, опьяняя или обольщая ее эгоизм, побуждали господствующий класс стремиться к будущему.

Не нашли еще и, видимо, никогда не найдут магическое питье, которое могло бы сохранить энергию в классе, завоевавшем богатство и власть, когда он не чувствует, что ему одновременно с потерей доблести угрожает потеря этой власти и богатства. По странному противоречию самый мир, которому Август отдавал все свои заботы, который он установил и утвердил, был причиной того, что все его усилия возродить республику остались безуспешными. Успокоенная внутренним и внешним миром, чувствуя свою власть обеспеченной, аристократия не хотела больше ни пахать, ни сеять, а только собирать урожай, посеянный предками; она не имела более ни уважения к традициям, ни забот о будущем и, пренебрегая самыми элементарными обязанностями, повиновалась только призывам своего эгоизма. В этот самый момент Италия воспользовалась поражением в Германии для того, чтобы потребовать у правительства Августа и Тиберия, ослабленного этой катастрофой, отмены налога на наследства. Началась агитация; умы снова разгорелись, и раздавались даже революционные угрозы. Август понимал, что нужно было сопротивляться, чтобы спасти от банкротства государственное казначейство, но он не смел открыто оказать такое сопротивление; даже в этот критический момент, стоя одной ногой в могиле, он прятался за спину сената, просил его изыскать другой налог вместо прежнего и запрещал Друзу и Германику вмешиваться в дебаты.[581]

Верховная власть в последние годы Августа