Август и великая империя

Но Тиберий знал, что для возвращения силы ослабевшему правительству недостаточно восстановить дисциплину в армии и вести войны. Будучи в этом году в Германии, Август принял меры, очевидно внушенные Тиберием, в которых можно было узнать традиционалистический и консервативный дух старой аристократической политики. Без влияния Тиберия нельзя объяснить, почему этот хитрый политик, думавший только о том, чтобы повсюду избежать затруднений, взялся начиная с этого года за столько трудных и опасных вопросов, или почему он сделал попытку нового очищения сената, которую, впрочем, как обычно, скоро прервал, постаравшись и на этот раз ответственность возложить на других; или почему он счел себя обязанным сполна уплатить солдатам и ветеранам, после того как так долго не держал своего слова; почему, наконец, он решился просить денег на армию не только у провинций, но и у Италии. Было, конечно, справедливо, чтобы Италия, так разбогатевшая в последние тридцать лет, уплачивала по крайней мере часть военных расходов, из которых она извлекала выгоды больше всех других частей империи. Если легионы вели столь тяжелые кампании в Иллирии, Паннонии и Германии, то разве это делалось не для того, чтобы собственники северной и центральной Италии могли безопасно продавать свое вино варварским или полуварварским народам Европы? Но Италия в течение целых столетий так привыкла не платить налогов, что нужен был ум более прямолинейный и решительный, чем Август, чтобы задумать такую безрассудную вещь. Августу в этом деле, без сомнения, принадлежат бесконечные предосторожности, с которыми он его вел. Он хотел избежать всякой резкости, и в силу своей проконсульской власти, не давая никакого объяснения по поводу этой меры, приказал произвести перепись всех лиц, владеющих более чем 200 000 сестерциев; это, очевидно, были жертвы, намеченные для ближайшего жертвоприношения.[489] Наконец, после стольких лет Август осмелился взяться и за важный вопрос о бездетных браках и постарался помешать зажиточной буржуазии и всадническому сословию проходить через сети legis de maritandis ordinibus. Всадники, средние классы, широкие круги общества не обманывались, выказывая такое отвращение к Тиберию и такую любовь к Гаю и Луцию Цезарям. Едва Тиберий вернулся к власти, как Август осмелился предложить столь страшный для них закон, ставивший бездетных женатых лиц на один уровень с холостыми.[490] Этот закон, вероятно, назывался lex Iulia caducaria и имел одновременно и социальную и фискальную цель. Он хотел принудить супругов иметь детей, отождествляя бездетность с безбрачием и наказывая ее теми же наказаниями, которые предписаны были в законе de maritandis ordinibus; он хотел вместе с тем пополнить государственное казначейство, постановляя, что наследства, оставленные холостякам и orbi, не имеющим права наследования, не переходят к другим наследникам по нормам древнего права, а поступают в государственное казначейство.

Оппозиция закону

Благодаря Тиберию традиционалистическая партия снова сделалась могущественной; она вновь принялась за дело, начатое великими социальными законами 18 г. и прерванное затем раздорами среди знати, идеями нового поколения и слабостью Августа. Постаравшись в 18 г. вылечить аристократию от ее эгоизма и ее пороков, эта партия предприняла теперь попытку подчинить этому же режиму средние классы. Если lex de maritandis ordinibus и lex de adulteriis касались, главным образом, знати, то lex caducaria был направлен против всаднического сословия, добровольная бездетность которого угрожала передать империю в руки вольноотпущенников и подданных. Но всадническое сословие было многочисленнее, энергичнее и беднее знати; с другой стороны, Тиберий, настоящий автор закона, был принужден до декабря оставаться в Германии,[491] где благодаря как искусно веденным переговорам, так и быстрому движению вперед он покорил все племена, жившие между Рейном и Везером до океана, и где он сделал свои приготовления к большой кампании следующего года. Август, таким образом, был один в Риме, когда закон был представлен в комидии. Менее испуганные его старостью, чем были бы испуганы присутствием Тиберия в Риме, всадники на этот раз оказали противодействие и сделали попытку отклонить принятие закона.[492]