Но такие многочисленные высылки не могли не обнаружить полную дезорганизцию общественных служб, которые и так шли уже плохо. В полуопустелом городе начались частые и сильные пожары; никто более не заботился тушить их; целые кварталы становились жертвами пламени;[522]
нищета делалась общей. Политическое положение, уже столь натянутое и смутное, еще ухудшилось вследствие этого кризиса и беспорядков. Все те, кто страшился применения legis caducaria; все те, кто надеялся не платить установленного в прошлом году налога; все те, кто ненавидел Тиберия и страшился его возрастающего влияния, воспользовались моментом и стали раздувать огонь народного отчаяния с целью испугать правительство: распространяли мятежные воззвания, возбуждавшие народ против Августа, против Тиберия и против сената; порыв мятежа пронесся над городом, колебля даже триумфальные лавры, посаженные по приказанию сената на Палатине перед домом Августа.[523] В отчаянии перед такими затруднениями принцепс хотел, по крайней мере, принять меры, чтобы не весь город был добычей пламени, и решился на этот раз нанести удар аристократической традиции и строгому национальному принципу. Он поспешно набрал большое число бедных вольноотпущенников, разделил их на семь команд для различных кварталов города, поставил их под начальство всадника и поручил им тушить пожары, как некогда делали рабы Красса и Руфа. Конечно, это была временная мера: по восстановлении порядка команды должны были быть распущены.[524]Восстание Паннонии и Далмации
6 г. по P.X
Тем временем Тиберий и Сатурнин медленно и осмотрительно подошли с двух сторон к Богемии, не встретив никакого сопротивления. Маробод, старавшийся избежать открытой борьбы с Римом, не хотел, по-видимому, принять битву, одинаково страшась ее исхода, будет ли то поражение или победа. Тиберий, вероятно, энергично двинулся бы преследовать неприятеля, который скрывался, если бы в тот момент, когда обе армии встретились, неожиданная случайность не изменила в середине 6 г. ход войны против маркоманов и не увеличила еще более затруднения Рима. Воспользовавшись удалением легионов, негодуя на реквизиции и наборы, произведенные Тиберием для богемской кампании и еще более отягчившие и без того тягостное бремя налогов, далматы возмутились под предводительством некоего Батона.[525]
Они легко разбили несколько оставшихся в стране римских отрядов, и их пример возбудил в Паннонии большое восстание, скоро распространившееся на всю империю. Повсюду резали живших в стране римлян и иностранных купцов,[526] в которых видели причину зла, смущавшего мир этих земледельческих народов, эксплуатируемых более утонченной и могущественной цивилизацией. Имущество их повсюду конфисковали и грабили; повсюду призывали молодежь к оружию, и она была поставлена под начальство вождя, носившего, как и в Далмации, имя Батона.[527] Если мятежникам и не удалось вооружить 200 000 человек, как описывали древние историки,[528] то все же обе провинции были наводнены значительными силами, часть которых шла на Сирмий, самый важный город Паннонии, куда бежали римляне.[529]Великие военные приготовления