Август – июль

Надя совсем не чувствовала себя пьяной, ей просто было очень тепло, и мысли пульсировали так быстро, что она казалась себе сверхчеловеком, с которым сию секунду должно произойти какое-то сверхсобытие, способное затмить собой и этот вечер, и это холодное лето, и всю ее девятнадцатилетнюю жизнь. Как-то неожиданно на сцене появился начальник смены Плаксин, лысеющий мужчина лет сорока пяти в ярко-красной футболке. Уголки его коричневых, как будто матовых глаз были грустно опущены вниз. Он встал напротив Нади, взял ее за плечи, осторожно подвинулся вместе с ней к краю сцены и ласково спросил: «Наденька, ты нам доверяешь?» Наде показалось, что в зале что-то зашумело, но она продолжала смотреть в глаза Плаксину. После ее искреннего «Доверяю», Плаксин быстрым движением столкнул Надю вниз.

2

Надя даже не успела испугаться; через десятую долю секунды она приземлилась на шесть пар чьих-то заботливых рук. Стало ясно, что, пока она смотрела в грустные глаза Плаксина, парни, недавно гонявшие ее и других новичков по лесу, а теперь оказавшиеся в зале, встали с мест и сложили руки наподобие носилок. Доверие оправдалось, – и как быстро! – восторг захлестнул Надю и брызнул из глаз. «Ооо, платье, не плачь», – сказал кто-то из парней. Они смотрели на нее с теплотой, и плакать захотелось еще сильнее. Секунду она лежала, как королева, в белом платье, заляпанном лесной грязью, и смотрела им в глаза, кажется, всем одновременно. Карие, зеленые, голубые, спрятанные за стеклами очков или за расширенными зрачками; Надя подумала, что у нее сейчас, наверное, тоже расширены зрачки. Чтобы было удобнее встать, она ухватила кого-то за шею. Это был парень почти такого же, как Надя, роста, с карими глазами, которые, в отличие от непроницаемых глаз Плаксина, блестели и как будто посмеивались над ней. На нем была красная кепка, повернутая козырьком назад, и он кого-то напомнил Наде, но она не поняла, кого. Он немного подержал ее повыше талии и опустил на пол. Надя улыбнулась в ответ, но кареглазый парень уже приготовился ловить со сцены хрупкую Иришу, знавшую, как выяснилось раньше, больше всех матерных частушек.

Эмоции давили изнутри, как воздушный шар, и Надя села в последнем ряду актового зала, чтобы спокойно поплакать. Спустя несколько минут и несколько упавших со сцены человек, шар немного сдулся, Надя вытерла слезы и сама себе удивилась: что это с ней, вроде она не из тех, кто плачет без особых причин. Она стянула толстовку «HABS», в которой стало жарко, и решила попросить у кого-нибудь зеркальце, чтобы посмотреть, насколько сильно у нее размазалась тушь. Через несколько рядов громко болтали три девчонки из «старичков», они постоянно друг друга перебивали и хохотали. Надя подошла поближе, и ей показалось, что все трое, хоть и выглядели совершенно по-разному, были неуловимо похожи друг на друга. У всех были некрасивые челки, какие-то кривые и как будто примятые, все они смотрели на нее с высокомерием некоего тайного знания. Надю не удивило, что ни у кого из них не было с собой зеркальца – с такими-то челками! Она решила больше ни у кого не спрашивать, отыскала в клубе туалет и там, глядя в мутное зеркало, склеенное внизу синей изолентой, обнаружила, что тушь почти не подтекла. «В следующий раз куплю такую же», – мелькнуло на периферии сознания.