Август. Первый император Рима

Офицер, командовавший отрядом, был из породы людей, которые в истории прославились тем, что принадлежали к племени Иуды. Его звали Попилий Лаена. Цицерон однажды защищал его в суде и спас от обвинений в смерти отца; и этот человек теперь поставил себе целью погубить его. Цицерон был хорошим хозяином. Рабы опустили носилки и приготовились сражаться. Он видел их рвение. Его невозможно было спасти без кровопролития, а он больше не ценил столь дорого свою жизнь. Опершись на носилки, глядя на поля и виноградники, которые простирались насколько видел глаз, спускаясь к голубой Кайетанской гавани, там, где Исхия лежит в отдалении и голубые горы Неаполя подступают к горизонту, он дал себя убить. Убийца, наверное, был не очень опытным, или он нервничал, или слишком возбудился, или его смущало окружение — во всяком случае, ему пришлось ударить мечом три раза, прежде чем упала голова. По приказанию Антония руки Цицерона, особенно рука, написавшая «Вторую филиппику» с подстрекательством к убийству, были отрезаны, и с этими дарами Попилий Лаена возвратился в Рим.

Новости о кончине Цицерона. Другие примеры. Цели развязанного террора. Налоги на женщин. Гортензия. Триумвират отказывается от своих планов

Марк Антоний на Форуме проводил заседание народного собрания, окруженный толпами людей, когда прибыл Попилий Лаена; он издалека подал знак о своем прибытии, и перед ним сразу расступилась толпа; счастливый Антоний возложил ему на голову золотой венок и в дополнение к награде миллион сестерциев. Голова Цицерона была выставлена на рострах вместе с обеими руками; говорят, тогда Антоний заявил, что проскрипциям конец, поскольку они ему больше не нужны.

И действительно, в основном проскрипции нацелены были на Марка Тулия Цицерона. Старый Варрон скрывался, пока все это не закончилось, и никто его не выдал. Напротив, его друзья дрались за честь его защищать. Одной из особенностей этих проскрипций, насколько могла видеть публика, было то, что Октавиан сдал Антонию Цицерона; Антоний — Луция Цезаря, брата своей матери; Лепид — своего брата Павла, и греческий биограф Плутарх несколько раз ужаснулся нечестием этой хладнокровной сделки. Он напрасно так сокрушался. Внесение в списки Луция Цезаря и Эмилия Павла было не чем иным, как притворством и ширмой, с помощью которого другие члены комитета спасали Октавиана. Мать Антония позаботилась о своем брате, и однажды, когда сочла это необходимым, она поговорила с Марком, и тот просто проворчал что-то, извинился и закрыл дело. Павел также пережил проскрипции. Никто и не собирался его трогать, а когда все закончилась, оказалось, что он весьма комфортно проводит время в Милете; и ему это так понравилось, что он решил поселиться здесь. Мессалла Корвин был помилован и при Августе дорос до полководца высшего ранга. Отличительной чертой этих проскрипций было то, что множество занесенных в список сумели избежать их. Комитет не выказал ни малейшего желания их преследовать.

Истинная цель этих проскрипций была изложена в объяснительном уведомлении, которое мы цитировали: они должны были не уничтожить партию, но оставить Италию в относительной безопасности, пока триумвиры поведут свои войска за море, чтобы сразиться с Брутом и Кассием. Их цель была бы выполнена и в том случае, если бы лидеры оптиматов уехали из страны и оказались в лагерях Брута и Кассия. Им гораздо удобнее было бороться с ними там, а не в Риме. Комитет гораздо лучше нас помнил события собственной истории. Он, несомненно, помнил и обстоятельства, помешавшие Цинне пересечь Адриатическое море и встретиться с Суллой, в результате Сулла с войском вторгся на территорию Италии и развязал войну. У них не было никакого желания повторять эту историческую ошибку. Они рассчитывали оставить позади мирную и безопасную Италию и сражаться с Брутом в Македонии.

Чтобы осуществить эту цель, нужны были деньги. Как и Сулла, Кассий выкачивал средства из азиатских провинций. У комитета были лишь бедные европейские провинции, причем некоторые были у Секста Помпея. Если бы можно было собрать деньги, продав конфискованные имения, как когда-то сделал Сулла, проблема была бы решена. Однако инвесторы помнили, как ненавидели тех, кто скупал поместья, конфискованные Марием. Поэтому желающих не нашлось. Для начала ведения военных действий триумвирам не хватало 800 миллионов сестерциев.