И только начав переходить на другую сторону улицы, Варя почувствовала неладное, сердце ее немедленно сжалось, но все, что ей удалось, это каким-то свистящим шепотом выдавить из себя: «Густа!!!» И в тот же момент Варя увидела ее, вернее, знакомую кроссовку сестры, беспомощно застрявшую на верхушке трижды проклятого забора. Вся группа тоже остановилась, и все посмотрели в ту сторону, куда со слезами на глазах указывала Варя. На мгновенье все замерли. Но в этот момент, впервые за всю историю их приключения, а, может быть, и вообще за всю свою жизнь, инициативу взял на себя не кто иной, как Шанский. Своими длиннющими шагами он пересек улицу, в два прыжка оказался у нужного места и с небывалой для себя ловкостью подтянулся на руках к верхнему краю забора. Перегнувшись через забор, он увидел Августу, силы которой были на исходе. Она изо всех сил держалась руками за застрявшую ногу, но ей было так больно, что предательские слезы сами катились из глаз. На мгновенье Шанский растерялся и попытался потянуть Августу наверх, чем сделал ее бедной ноге ещё больнее. Но затем он сориентировался, и что есть силы врезал кулаком по концу одной из досок, между которыми застряла кроссовка Августы. Сначала это тоже не помогло, но тогда Шанский ударил ещё, а потом и ещё раз. Наконец, что-то хрустнуло, обломок доски отскочил, а Августа, успев ухватиться за рукав Шанского, мгновенно подтянулась и через секунду оказалась снаружи.
Самое забавное, что полицейские, которые ещё каких-то две минуты назад, так строго приказали ребятам освободить улицу, вовсе ничего и не заметили! Все это время они стояли и смотрели в совершенно противоположную сторону, о чем-то оживленно переговариваясь друг с другом. Причина их интереса очень скоро стала понятна – из-за поворота стала подъезжать новая техника. Да ещё какая! Но к этому времени вся компания, поддерживая сильно прихрамывающую Августу, уже давно перебралась на улицу поближе к школе. Тем более, отсюда тоже открывался отличный вид на переулок, ещё недавно такой пустой и заброшенный, а сейчас переполненный военными и полицейскими, которые все прибывали и прибывали. Ну, а когда мимо них с визгом проехал целый автобус с вооруженными до зубов солдатами, то у всех членов команды вообще дух захватило. Из автобуса высыпало ещё с два десятка бойцов, и, один за другим, ровным строем они прошли на территорию старого особняка. Ещё через пять минут во всех окнах дома зажегся свет. Даже с приличного расстояния, на которым стояли ребята, было отлично видно внутреннее убранство комнат.
– Вот это да! – восхитилась Даша, – а я и не знала, что там все, оказывается, так роскошно сделали…
– Да уж, одни люстры чего стоят, а на стенах ковры висят, картины в шикарных рамах, – задумчиво протянула Варя, отбирая у подруги бинокль. Но черт с ними, люстрами и картинами, Густа, ты-то как, бедная моя? Как твоя нога, наверняка вся опухла, и надо срочно в травмопункт?
– Нормально, – мрачно пробурчала Августа, – и с ногой моей все нормально – так, ссадина, ерунда, короче. Но Шанскогому, типа, стоит сказать реальное спасибо, а то ещё чуть-чуть, и была бы у тебя одноногая сестра. Впрочем, я читала недавно про супер-крутого одноного сыщика, который…
– А ну-ка, помолчи хоть немного, зараза ты этакая! – немедленно перебила ее Варя. Затем она немного собралась с духом и обратилась к Шанскому. – Миша, спасибо тебе большое… Я даже и не знаю, что сказать-то, но ты сейчас реально спас мою сестру. И главное, так ловко и быстро все проделал. Вот уж не ожидала от тебя такой смелости…
– Ну, ну, вы ещё поцелуйтесь теперь, вот Шанский и будет в восторге – это же он для тебя подвиг такой проделал, – попыталась съязвить Степанова, но вовремя остановилась под тяжелым Вариным взглядом.
– Ладно, ладно, Мишка и впрямь молодец – единственный из нас, кто не растерялся. Ничего бы, конечно, с Густой не было – уж она-то по любому сумела бы выкрутиться. Но все равно, Шанский у нас сегодня герой дня, тут без вариантов.
– Да я просто, короче, я не успел подумать даже толком, но вдруг вспомнил один фильм, и среагировал, как тот герой, который спасал… – начал было взволновано Шанский, но затем, как обычно, стеснительно умолк, потому что понял: краткий миг его славы уже прошёл. Внимание всей компании вновь было приковано к таинственному дому, где теперь бурлила самая, что ни есть, настоящая жизнь. И все участники большой слежки теперь поочередно наблюдали за ней через единственный имеющийся у них бинокль.
Вообще-то, бинокль был августин, но в такой важный момент у неё, конечно, его взяли и даже разрешения не спросили. Августа, впрочем, не возражала. Поводов обижаться, и обижаться прежде всего на себя, и так хватало, а зрение у неё было настолько острое, что видела она сейчас все не хуже Вари с Дашей. И то, что она видела, вызывало у неё смешанные чувства.