Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

19 марта, уже после заключения Сан-Стефанского мира с Турцией, Николай Николаевич получил очередное распоряжение. На этот раз вполне конкретное. Поскольку «разрыв с Англией почти неизбежен», нужно занять несколько турецких укреплений на берегах Босфора. А туркам поставить ультиматум: либо пусть вместе с нами воюют против Англии, либо пусть не мешают.

Николай Николаевич приказа не выполнил, а вскоре попросил его отозвать. Явно рассчитывая, что его, победоносного полководца, дошедшего до пригородов Константинополя, да еще и популярного среди извозчиков и лавочников, будут упрашивать остаться. Но царь, взбешенный самовольством брата, упрашивать не стал, а назначил вместо него Тотлебена. Теперь уже взбесился Николай Николаевич. По словам адъютанта великого князя, «признавая гениальность Тотлебена, как сапера, он обозвал его в остальном пентюхом»[54].

Александр II присвоил Николаю Николаевичу звание генерал-фельдмаршала, но до конца жизни винил брата, что из-за него войска не заняли Константинополя, а Россия лишилась почти всех плодов победы. По поводу плодов – очень сомнительно, ведь столкновение с Англией могло обернуться для России поражением похуже, чем в Крымскую войну. А вот по поводу Константинополя царь был прав. Путаница с телеграммами, конечно, имела место, но желание царя Николай Николаевич все-таки понял. Его адъютант Дмитрий Скалон издал два толстых тома своих дневников, чтобы прославить и обелить начальника. Но в одном месте все же проговорился. Еще до заключения мира великий князь просил передать турецкому уполномоченному, чтобы тот «не упускал из виду, что я, вопреки приказания государя императора, до сих пор не занял Константинополя только для того, чтобы пощадить их (турок. – Г. С.) и дать им возможность удержаться»[55].

Зачем главнокомандующему русской армией понадобилось щадить турок – это загадка. Впрочем, не единственная. Другая – безобразное снабжение армии. Наследник Александр Александрович пишет жене: «Интендантская часть отвратительная, и ничего не делается, чтобы поправить ее. Воровство и мошенничество страшное, и казну обкрадывают в огромных размерах»[56].

Пошли слухи, что в махинациях замешана Числова, а через нее и сам великий князь. Специально созданная комиссия постановила, что Николай Николаевич к хищениям не причастен, а виновен лишь в недосмотре. Впрочем, дела о коррупции в высших эшелонах власти у нас, как известно, всегда разваливаются.

Царь ограничился тем, что в 1880 году лишил Николая Николаевича постов командующего гвардией и петербургским военным округом. Между братьями фактически наступил разрыв. Правда, княгиня Юрьевская сообщила великому князю, что за несколько дней до смерти царь будто бы сказал: «Я его восстановлю»[57].

Восстановить мог новый император – Александр III. Политических разногласий с Николаем Николаевичем у него точно не было. Великий князь был противником либеральных преобразований и осуждал реформаторов в окружении Александра II. Причем больше всех – своего брата Константина Николаевича, «деятельности которого он не сочувствовал и не скрывал своих взглядов и своего мнения о брате»[58].

Но Николай Николаевич живет с балериной и подозревается в хищениях. Этого достаточно, чтобы отстранить его от всяких дел. За ним осталась только ритуальная должность генерал-инспектора кавалерии.

Если великий князь и был коррупционером, то не слишком успешным. По крайней мере, он оказался по уши в долгах. Александр III – помимо всего прочего и рачительный хозяин – запрещает Николаю Николаевичу самостоятельно вести свои финансовые дела и передает их в департамент уделов. По существу, великий князь признается недееспособным.

Правда, решение запоздало. Долги достигли таких размеров, что после смерти отца его дети вынуждены продать Николаевский дворец (ныне Дворец Труда) и на время превратиться в «августейших бомжей».

Последние годы жизни Николая Николаевича были трагическими. В 1889 году умерла Числова, и великокняжеский рассудок – и до того не слишком крепкий – окончательно отказал. Бывший главнокомандующий начал атаковать всех встречных женщин с присущей кавалеристам энергией. Александр III приказал вывести сбрендившего дядюшку из Ниццы и поместить в Крыму под надзором врачей и адъютантов. Там он и умер в 1891 году. Все вздохнули с облегчением.

Единственным дядей, к которому Александр III относился хорошо, был Михаил Николаевич, младший сын Николая I. Князь Долгоруков уверяет, что он «в отношении способностей умственных находится на полдороге между Константином Николаевичем и Николаем Николаевичем». Государственный секретарь Александр Половцов более категоричен: между Михаилом и «столь же немудрым его братом Николаем почти нет разницы»[59].