Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Константин Константинович, пожалуй, самый необычный из великих князей. Он получил известность как поэт, подписывавший стихи К. Р. (Константин Романов). Нельзя сказать, чтобы он был гениальным поэтом. Зато пафосным:

И пусть не тем, что знатного я рода,
Что царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь.

Так себе, конечно, стишки. Впрочем, ничем не хуже тогдашних светил Майкова или Полонского. Народу нравилось. На стихи великого князя сочиняли романсы Чайковский, Рахманинов, Глазунов, Рубинштейн. Особенно теплые отношения были у великого князя с Чайковским. Замечу уж заодно, что в своем дневнике Константин, отец девяти детей, честно признается, что имел гомосексуальные связи. С Сергеем Александровичем, кстати, он тоже был дружен.

С 1889 года Константин Константинович – президент Академии наук. Не формальный, а активно действующий. Великого князя всегда тянуло к просветительству. В Измайловском полку, где он служил, Константин организовал так называемые «Измайловские досуги». Вместо попоек офицеры собирались на литературные, театральные и музыкальные вечера.

Константин мечтал о государственной должности. Например, министра народного просвещения. Ему казалось, что назначения не следует, потому что его выставляют перед царем «человеком либерального направления, почти красным»[123].

На самом деле, великий князь не унаследовал от отца либеральных убеждений. Скажем, в день подписания Манифеста 17 октября он с горечью отметил в дневнике: «конец русскому самодержавию», «я – за самодержавие». Да и назначение он в итоге получил, став главным начальником военно-учебных заведений. Сделал на этом посту немало полезного, однако современные биографы[124] не очень любят вспоминать об одной его инициативе: сыновьям и внукам лиц, родившихся в иудейской вере, с 1912 года запрещалось поступать в кадетские корпуса. Иудеи и до этого не могли туда поступать, но ограничения носили не национальный, а религиозный характер. Еврей, принимавший православия, получал всю полноту прав. Теперь даже православные евреи не могли поступать в кадетские корпуса, если их отец или дед были иудеями. Остается только гадать, существовали ли вообще крестившиеся евреи, которые мечтали об офицерской карьере. Это особенность тогдашнего антисемитского законодательства: оно не имело никакого практического значения и лишь раздувало ненависть к власти со стороны евреев.

В том же году еврейская тема еще раз всплыла в жизни поэта К. Р., причем самым неожиданным образом. Он написал драму в стихах о последних днях земной жизни Христа – «Царь Иудейский». Она считается вершиной его творчества. Кстати, ее изучал Михаил Булгаков, когда работал над «Мастером и Маргаритой». Но неожиданно августейший сочинитель стал жертвой цензурных гонений: Синод запретил драму к постановке. Тогда автор обратился за помощью к Николаю II.

Царь был в восторге от драмы. Он читал ее жене, и у него «не раз навертывались слезы и щемило в горле». Он уверен, что на сцене она вызовет «прямо потрясающее впечатление». И именно поэтому ее надо запретить. Поскольку помимо высоких чувств у Николая «вскипела злоба на евреев, распявших Христа». Естественно, «у простого русского человека возникло бы то же самое чувство», а «отсюда до возможности погрома недалеко»[125]. Говоря современным языком, драма великого князя попала в список экстремистской литературы.

Я читал драму и, по правде сказать, ненависти к евреям в ней не больше, чем, например, в канонических Евангелиях. Впрочем, «Царя Иудейского» разрешили к представлению в Эрмитажном театре, видимо, решив, что зрители элитного придворного театра громить не пойдут. Великий князь исполнял роль Иосифа Аримафейского. По словам очевидцев – замечательно.

«Дорогой Костя» командовал Преображенским полком, когда цесаревич Николай служил там командиром батальона. Их отношения были ровными и сердечными. Но ни малейшего влияния на политику Константин Константинович никогда не оказывал.

В еще большей степени это относится к Дмитрию Константиновичу. Этот великий князь был болезненно скромным и застенчивым человеком и имел одну страсть – лошади. Константин Николаевич – либерал в политике и деспот в семье. Ни о какой кавалерии даже слышать не хочет, видит в сыне только моряка. У него морская болезнь? Ерунда. У адмирала Нельсона тоже была морская болезнь. Дмитрий умоляет на коленях – отец непреклонен.

В конце концов, за сына заступилась мать, и его отдали в конную гвардию. Зато мать взяла с него клятву – не пить ни грамма спиртного. Все-таки перед глазами стоял пример старшего сына Николая, которого пьянки довели аж до Туркестана. Дмитрий поклялся и слово сдержал. Уже взрослым человеком, командиром гренадерского полка, он пришел к матери и попросил освободить от клятвы. Она, мол, мешает «доверительным отношениям с офицерами»[126].