Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул он. – Что будет с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!

Помочь ему? Мне, который в вопросах государственного управления знал еще менее, чем он! Я мог дать ему совет в области военного флота, но в остальном…»[66]

Остается загадкой, почему Александр III совсем не вводил наследника в курс дел. Став императором, Николай II, к примеру, с удивлением узнал, что Россия больше не дружит с Германией, а, наоборот, заключила союз с враждебной ей Францией.

Забавный эпизод рассказывает в своих воспоминаниях Сергей Витте. В 1893 году Александр III спросил его, кого бы назначить председателем Комитета по строительству Сибирской железной дороги. Витте предложил наследника. «Государь был очень удивлен.

– Как, – спрашивает, – да вы, – говорит, – скажите, пожалуйста, вы знаете наследника-цесаревича?

Я говорю:

– Как же, ваше величество, я могу не знать наследника-цесаревича?

– Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?

Я говорю:

– Нет, ваше величество, я никогда не имел счастья о чем-нибудь говорить с наследником.

– Да ведь он, – говорит, – совсем мальчик; у него совсем детские суждения: как же он может быть председателем комитета?»[67]

Мальчику с детскими суждениями было на тот момент 25 лет. Через год он станет императором. Усвоив, по сути, только одно «суждение»: самодержавная власть от Бога, и охранять эту власть есть его долг перед Богом.

Николай не обладал твердостью и решительностью отца. Когда говорят или пишут об императоре Николае II, всегда всплывает слово «окружение». Создается ощущение, что он всегда находится под чьим-то влиянием. Но как мы увидим, это не вполне верное ощущение.

Нас интересует прежде всего семейное окружение царя. И начнем мы с двух женщин, которых он искренне и нежно любил, но которые, к сожалению, не любили друг друга. Мать и жена. Свекровь и невестка. Скольким семьям знакома эта проблема. Но не все семьи – императорские.

Перед нами не просто свекровь и невестка, а две императрицы: вдовствующая и царствующая. Великосветское окружение следило за каждым их шагом. Да что там шагом – за каждым жестом, за каждым поворотом головы. И, конечно, сравнивало. Каждый раз не в пользу молодой императрицы. А великосветские бездельники любили поболтать. Женщины разносили слухи бесчисленным кузинам и кумушкам. Мужчины – сослуживцам по гвардейским полкам. От них сплетни переходили к нижним чинам, но уже в таком искаженном виде, что обожающая мужа Александра Федоровна выглядела Мессалиной и Агриппиной в одном лице.

Попробуем и мы сравнить двух императриц. По возможности – беспристрастно.

В июне 1864 года старший сын Александра II, наследник российского престола Николай Александрович отправился за границу. Никса, как звали цесаревича в семье, должен был посмотреть на Европу, а заодно подыскать себе невесту. В Копенгагене 21-летний наследник встречает 16-летнюю принцессу Дагмар. Встречает – и, как говорится, любовь с первого взгляда. Что немаловажно – хотя и не слишком важно при династических браках – взаимная. Он высок, строен, хорош собой. Кроме того, умен, весел и прекрасно образован.

Правда, наследник частенько хворает, жалуясь на боли в спине. Но его отец – император Александр II – уверен, что Никса просто капризничает и «бабится».

Дагмар красотой не блистала. Роста была и вовсе крохотного, отсюда семейное прозвище – Минни. Но эти маленькие недостатки искупались исключительным обаянием. К тому же она далеко не глупа. Отец – датский король Кристиан IX – называл старшую дочь Красивой, младшую – Доброй, а среднюю – Дагмар – Умной.

«Я счастлив, я влюбился», – пишет Никса родителям.

«Она так симпатична, проста, умна, весела и вместе с тем застенчива»[68].

Родители с обеих сторон не возражают, и 20 сентября 1864 года состоялась помолвка. Потом молодые провели вместе 10 дней. Можно было бы сказать – самых счастливых. К сожалению, правильным будет сказать – единственных счастливых.

После «медовых» десяти дней жених продолжил путешествие, а невеста осталась готовиться к свадьбе, намеченной на лето. Им, конечно, и в страшном сне не могло присниться, при каких обстоятельствах они встретятся снова. Через два месяца, подъезжая к Флоренции, Никса почувствовал такую боль в спине, что не смог даже выйти из поезда. Его перевозят в Ниццу. Врачи – и русские, и французские – с удивительным упрямством повторяют, что наследник страдает ревматизмом, и ничего страшного в этом нет. Николаю все хуже и хуже, а доктора продолжают твердить, что болезнь не опасна. Эскулапы прозрели только тогда, когда наследника хватил паралич. И, поставив, наконец, правильный диагноз (воспаление костного мозга), заявили, что положение безнадежно.