Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Домашние радости резко контрастировали с событиями, происходившими за стенами дворца. После смерти Бэкингема король намеревался продолжать политику своего фаворита, но наступление на Ла-Рошель, не имевшее поддержки в народе и вызвавшее приступ ярости у убийцы герцога, кончилось позорным поражением. С этой занозой в сердце король был вынужден летом 1629 года предстать перед сессией парламента. Он и раньше не очень-то симпатизировал этому институту власти; теперь же скепсис сменился глубоким недоверием. Король не мог забыть того, что в подкладку шляпы убийцы герцога Бэкингема была зашита бумага со словами, взятыми из резолюции парламента, направленной против королевского фаворита. Кроме того, авторы этого документа, известного как Петиция о праве, покушались еще и на королевские полномочия, ибо король запрещал как тюремное заключение без предварительного слушания дела в суде, так и налогообложение «без общего согласия, закрепленного парламентским актом».

Петицию король вынужден был принять, но про себя твердо решил, что не позволит палате общин ограничивать свои освященные временем прерогативы; к началу сессии эта решимость стала уже уверенностью в том, что некоторые из народных избранников — злодеи, покушающиеся на самые основы государства.

На сессии сразу же начались разногласия. Король отстаивал свое право собирать давно установленные налоги с каждой тонны и каждого фунта веса продукции, а парламентарии-пуритане претендовали на участие в обсуждении финансовых и религиозных вопросов.

Венецианский посол отмечал, что противостояние «усиливается с каждым днем и все боятся взрыва». Взрыв не замедлил произойти. Карл, чувствуя, что теряет контроль над работой парламента, потребовал объявить недельный перерыв в работе сессии. Под крики «Нет! Ни за что!» спикеру не дали уйти, и заседание продолжилось. Под барабанный грохот кулаков — в запертые двери ломились королевские офицеры — сессия приняла резкие акты, направленные против католицизма и произвольного налогообложения. Затем сессию наконец объявили закрытой. Король немедленно собрал срочное заседание Тайного Совета, на котором был одобрен курс действий, определивший политику не только остававшихся одиннадцати лет его собственного царствования, но и сына — в том виде, в каком она строилась в его юные годы.

Свое заявление король обставил весьма драматично. К залу заседаний палаты лордов он подъехал при всех регалиях и, демонстративно нарушая древнюю традицию приглашать членов палаты общин присутствовать при речи короля, заговорил с высшей знатью о делах, казавшихся ему самыми существенными. Он стал утверждать, что сформировалась группа заговорщиков, покушающихся на фундаментальные основы королевства. Затем Карл I сказал, что «владыки отчитываются в своих действиях только перед Всевышним», но он полагает уместным рассказать своим «возлюбленным и верным собратьям» о направленной против него интриге. Тем, кто действительно предан королю, бояться нечего. И поэтому, не желая далее терпеть опасных новшеств и неподчинения, он принял твердое решение «блюсти древние и справедливые права и свободы своих подданных и править без опоры на парламент». По свидетельству очевидца, домой Карл возвращался с таким видом, будто только что сбросил с себя тяжелые цепи. Таким образом, Вестминстер заставили замолчать, и все детство принца Карла прошло при его крайне смутном представлении о парламенте как институте, жестко противостоящем устремлениям его отца.

Король же, вступив в единоличное правление, стал переезжать из дворца во дворец. Главным среди дворцов оставался Уайтхолл, и именно здесь, среди внушительного и беспорядочного скопища строений, разбросанных на территории более чем 20 акров, юный принц приобщался к традициям королевской жизни в Англии. Сам дворец располагался на северном берегу Темзы, между зданиями суда в Вестминстере и шумным коммерческим центром города. Бурная жизнь столицы достигала его стен и даже перехлестывала через них, ибо внутридворцовая дорожка была естественным продолжением главной городской магистрали. И хотя в обязанности начальника охраны входило препятствовать проникновению на территорию дворца нежелательных лиц, а также следить, чтобы поблизости никто не строил хибар, маленький, одетый во все шелковое принц мог видеть ряды, в которых торговали рыбой и иной снедью. Толпы людей, шум, запахи вездесущи, и даже королевская семья, обитающая в Уайтхолле, не могла укрыться от них. По идее, охранники должны были присматривать за всеми, кто входит на территорию дворца, и заворачивать одетых «не должным образом», а тем более имеющих оружие. Однако несмотря на все меры предосторожности, внутрь нередко проникали грабители; если же их удавалось поймать, то местом казни по приговору королевского суда становилась виселица у Гольбейновских ворот. Болтающиеся тела служили грозным предостережением потенциальным нарушителям, а в глазах принца Карла становились свидетельством могущества его отца.