Августовские пушки

Для проведения воздушной разведки и артиллерийского наблюдения не хватало самолётов, поскольку большая часть из них была отправлена на австрийский фронт. Заметив самолёт, вид которого им был до сих пор незнаком, русские солдаты принимались стрелять по нему из винтовок, убеждённые в том, что подобное хитрое изобретение, как летающая машина, может быть только германским. Рядовой солдат питался чёрным хлебом и чаем, как поговаривали – хотя и трудно понять, почему, – что после этого от него исходил характерный запах, больше напоминающий запах от лошади. Пехотинцы имели на вооружении четырехгранные штыки; примкнутые к винтовкам, они удлиняли их до человеческого роста, что в рукопашном бою давало преимущество над немцами. Однако по огневой мощи и эффективности из-за большого количества артиллерии две германские дивизии были равны трём русским. Недостатки русских усугублялись той ненавистью, которую питали друг к другу военный министр Сухомлинов и верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич. А ещё была плохая связь между фронтом и тылом, хуже которой могло быть только снабжение. Уже через месяц войны нехватка патронов и снарядов была настолько велика – при полном безразличии или летаргическом бездействии военного министерства, – что 8 сентября великий князь был вынужден обратиться непосредственно к царю. На австрийском фронте, докладывал он, боевые действия придётся приостановить, пока не будет накоплен запас по 100 снарядов на орудие. «В настоящий момент мы имеем только 25 снарядов на орудие. Я обращаюсь к Вашему Величеству с просьбой ускорить отправку снарядов».

Крик «Kosaken kommen!» («Казаки идут!»), донёсшийся из Восточной Пруссии, повлиял на решение Германии оставить минимальные силы для обороны. По общей численности 8‑я армия, находившаяся в Восточной Пруссии и состоявшая из четырёх с половиной корпусов, кавалерийской дивизии, гарнизона Кёнигсберга и нескольких территориальных бригад, приблизительно равнялась одной из русских армий. Приказ Мольтке гласил, что 8‑я армия обязана защищать Восточную и Западную Пруссию, но не должна вступать в бой с превосходящими силами или отходить в укреплённый район Кёнигсберга. Если она обнаружит, что ей угрожают превосходящие силы противника, то ей необходимо отойти к Висле, оставив Восточную Пруссию врагу. Подобный приказ содержал «психологическую опасность для слабых волей» – таково было мнение полковника Макса Гофмана, заместителя начальника оперативного отдела 8‑й армии.

Слабым волей Гофман считал командующего армией генерал-лейтенанта фон Притвица унд Гаффрона. Придворный фаворит Притвиц сделал быструю карьеру потому, что, как свидетельствует один из его коллег, «знал, как привлечь внимание кайзера за столом, рассказывая смешные истории и пикантные слухи». Шестидесятишестилетний, очень тучный, он был германским вариантом Фальстафа, «внушительный, полный сознания своей значимости, безжалостный и самовлюблённый». Прозванный «der Dicke», «Толстяком», он не имел интеллектуальных или военных интересов и никогда не предпринимал лишних движений, если мог этого избежать. Мольтке, считавший его неподходящим для занимаемой должности, в течение нескольких лет безуспешно пытался заменить его на посту командующего 8‑й армии. Надёжной защитой Притвицу служили его связи. Единственное, что сумел сделать Мольтке, это назначить своего собственного заместителя, графа фон Вальдерзе, начальником штаба Притвица. В августе Вальдерзе, не оправившийся ещё после операции, был, по мнению Гофмана, «слабым конкурентом», а поскольку Притвиц вообще им не был, Гофман считал, что действительная власть в 8‑й армии находится в руках самого подготовленного офицера, то есть его самого.

Беспокойство за Восточную Пруссию ещё более возросло, когда 15 августа Япония встала на сторону союзников, что высвободило большое количество русских войск. Германская дипломатия никогда не умела сохранять или приобретать друзей, и в очередной раз она снова оказалась не на высоте. Япония имела собственное мнение о том, каковы у неё интересы в европейской войне, и её будущая жертва хорошо их понимала. «Япония намерена использовать эту войну, чтобы получить контроль над Китаем», – предсказывал президент Юань Шикай. Как и оказалось, Япония по-своему воспользовалась войной, пока европейские державы были слишком заняты и не могли помешать ей. Япония навязала Китаю известное двадцать одно требование, нарушила его суверенитет и вторглась на его территорию, что впоследствии сказалось на истории двадцатого века. Для начала немедленным результатом присоединения Японии к союзникам стало высвобождение русских войск, стоявших против Японии на Дальнем Востоке. Рисуя перед мысленным взором картины всё умножающихся «славянских орд», немцы ещё больше занервничали оттого, что возможно оставление Восточной Пруссии, которую защищала только одна 8‑я армия.