Августовские пушки

Когда днём пришёл черёд адмирала, то штатские были поражены, узнав, что план флота не имеет ничего общего с предложениями армии. Флот намеревался высадить экспедиционные войска не во Франции, а на «десятимильной полосе твёрдого песка» у северных берегов Восточной Пруссии, где десант оттянул бы «более чем значительное количество войск» из германских передовых эшелонов. Генералы сразу же бросились в бой против адмиральских доводов. Отсутствие лорда Фишера привело к тому, что Асквит в замешательстве отклонил этот план, и армия праздновала победу. Впоследствии презрительные замечания в её адрес ещё не раз срывались с уст Фишера. «Подавляющее превосходство британского флота… – единственное средство, чтобы удержать немцев от захвата Парижа, – писал он своему другу спустя несколько месяцев. – Наши вояки глупо смешны в своих абсурдных идеях войны, но, к счастью, они бессильны. Мы должны захватить именно Антверпен, а не валять дурака на границе в Вогезах». Определённая логика в идее захвата Антверпена продолжала влиять на английское стратегическое мышление вплоть до последних минут в 1914 году и даже позднее.

Это заседание в августе 1911 года, как и состоявшееся несколькими неделями ранее совещание французского Военного совета, отказавшегося от услуг генерала Мишеля, оказало решающее воздействие на направление английской военной стратегии и имело далеко идущие побочные последствия. Специальным решением в руководстве флота была произведена перетряска, и первым лордом адмиралтейства стал, к счастью, энергичный министр внутренних дел, на новом посту оказавшийся в 1914 году незаменимым человеком.

Отзвуки секретного совещания Комитета имперской обороны вызвали гнев тех членов кабинета, которые на него не были приглашены или принадлежали к строго пацифистскому крылу партии. Генри Уилсон узнал, что его считали главным злодеем, замыслившим это совещание, и что даже раздавались голоса, «требовавшие моей головы». С того момента в кабинете начался раскол, достигший апогея в решающие дни кризиса. Правительство придерживалось лицемерной позиции, сводившейся к тому, что «беседы» военных были, по словам Холдейна, «всего лишь естественным и неофициальным результатом нашей дружбы с французами». Возможно, они были естественным результатом, но переговоры не могли быть неофициальными. Лорд Эшер с определённым реализмом указал премьер-министру, что планы, совместно разработанные генеральными штабами, «определённо связали нас обязательством сражаться, хочет того кабинет или нет».

Нигде не зафиксировано, как ответил на этот злободневный вопрос Асквит или что он вообще думал по этому поводу, тем более что о его сокровенных мыслях редко удавалось узнать даже при самых благоприятных обстоятельствах.

В следующем, 1912 году с Францией было достигнуто морское соглашение. Оно явилось результатом одной важной миссии – не в Париж, а в Берлин. Чтобы убедить немцев не принимать нового закона о военно-морском флоте, предусматривавшего его увеличение, на переговоры с кайзером, Бетман-Гольвегом, адмиралом Тирпицем и другими германскими лидерами отправили Холдейна. Это была последняя попытка добиться англо-германского взаимопонимания, но она провалилась. В качестве компенсации за сохранение своего флота на более низком уровне, чем английский, немцы требовали от Англии обещания придерживаться нейтралитета в случае войны между Германией и Францией, на что английская сторона ответила отказом. Холдейн вернулся с убеждением, что стремлению Германии к гегемонии в Европе рано или поздно придётся дать отпор: «Познакомившись с германским генеральным штабом, я понял, что, как только немецкая военная партия прочно сядет в седло, война будет вестись с целью не просто нанести поражение Франции или России, а ради достижения мирового господства». Сделанный Холдейном вывод сильно повлиял на мышление либералов и их планы. Его первым результатом стало заключение морского пакта с Францией, в соответствии с которым англичане в случае военной угрозы обязались защищать пролив Ла-Манш и побережье Франции от нападения врага, тем самым давая французскому флоту возможность сосредоточиться в Средиземноморье.

Хотя условия соглашения не были известны кабинету в целом, его члены испытывали беспокойство, опасаясь, не зашло ли всё слишком далеко. Не удовлетворяясь устной формулой «никаких обязательств», антивоенная группа настаивала, чтобы она была зафиксирована документально. Сэр Эдвард Грей был вынужден направить французскому послу Камбону письмо. Составленное и одобренное кабинетом, оно являло собой образчик изворотливости. Переговоры между военными, говорилось в нём, оставляют в будущем обе стороны свободными при решении вопроса, «оказывать или нет взаимную помощь вооружёнными силами». Морское соглашение «не было основано на обязательстве сотрудничать в войне». При военной угрозе обе стороны «примут во внимание» планы своих генеральных штабов и «затем решат, какое значение им придать».