Карьера Сухомлинова после 1914 года ознаменовалась весьма примечательными событиями. Как и Мясоедову, ему грозило судебное преследование, избежать которого удалось лишь благодаря личному вмешательству царя и царицы, но в августе 1917 года, когда после отречения царя Временное правительство уже балансировало на грани падения, он тоже был отдан под суд. В то бурное и суматошное время его судили скорее не за измену, в которой формально обвиняли, а за все грехи прежнего режима. В заявлении обвинителя все эти прегрешения сводились к главному: русский народ, вынужденный воевать без пушек и боеприпасов, утратил веру в правительство, и это неверие распространилось, точно чума, с «чудовищными последствиями». Целый месяц свидетели давали показания, в подробностях расписывающие финансовые и амурные делишки бывшего военного министра, но в конце концов обвинения в измене с Сухомлинова были сняты, но он был признан виновным в «злоупотреблении властью и бездействии». Приговорённый к пожизненным каторжным работам, Сухомлинов через несколько месяцев был освобождён большевиками и выехал в Берлин, где и прожил до самой смерти в 1926 году. Там же, в Берлине, в 1924 году он опубликовал свои мемуары, посвятив их низложенному кайзеру. В предисловии Сухомлинов разъяснял, что русская и германская монархии уничтожали в войне друг друга как врагов и только взаимное сближение двух стран способно возродить их могущество. Эта идея произвела на изгнанника-Гогенцоллерна такое впечатление, что в собственные мемуары он вписал посвящение Сухомлинову, опущенное, однако, в печатной версии – по-видимому, автора убедили снять его при публикации.
Таков был человек, занимавший пост военного министра России с 1908 до 1914 года. Будучи проводником идей реакционеров и пользуясь их поддержкой, подготовку к войне с Германией, что было главной задачей возглавляемого им министерства, он осуществлял, образно выражаясь, спустя рукава. Дальнейшее проведение реформы армии, начатой после позора русско-японской войны, он прекратил немедленно. Генеральный штаб, получивший статус независимого учреждения с целью совершенствования современной военной науки, снова стал подчинён военному министру, который имел исключительное право доступа к царю. Лишённый инициативы и власти, Генеральный штаб не имел ни способного, ни даже посредственного руководителя, обладавшего твёрдым и последовательным характером. За шесть лет, предшествовавших 1914 году, сменилось шесть начальников Генерального штаба, что вряд ли оказало положительное влияние на разработку военных планов.
Всю работу Сухомлинов перекладывал на других, однако вместе с тем он не допускал свободомыслия. Упрямо цепляясь за устаревшие теории и былую славу, он утверждал, что поражения России в прошлом объясняются скорее ошибками командиров, а не плохой подготовкой войск, их боеготовностью или снабжением. Находясь во власти непоколебимой уверенности в превосходстве штыка над пулей, он не предпринимал никаких усилий для расширения и строительства заводов по производству снарядов, винтовок и боеприпасов. Как впоследствии выяснили военные исследователи, почти все воюющие страны не имели достаточного количества военного снаряжения и боеприпасов. В Англии недостаток снарядов вызвал скандал на всю страну, во Франции поднялась буря возмущения в связи с нехваткой почти всего – начиная от тяжёлой артиллерии и кончая солдатскими ботинками, а в России Сухомлинов не израсходовал даже те средства, которые правительство выделило для выпуска боеприпасов. Россия начала войну, имея по 850 снарядов на каждое орудие, по сравнению с резервом в 2000–3000 снарядов в западных армиях, хотя ещё в 1912 году Сухомлинов принял компромиссное решение о доведении этого количества до 1500 снарядов на орудие. В состав русской пехотной дивизии входило 7 батарей полевой артиллерии, в то время как в немецкой их было 14. Вся русская армия имела 60 батарей тяжёлой артиллерии, а в немецкой их насчитывалось 381. Все предупреждения о том, что будущая война будет дуэлью огневой мощи, Сухомлинов отвергал с презрением.