Августовские пушки

Мессими, решительно вытравивший ересь Мишеля об оборонительной стратегии, делал все от него зависящее, чтобы оснастить армию для ведения наступательных боев, однако, в свою очередь, потерпел поражение в осуществлении своего заветного проекта — изменении французской военной формы. Англичане одели своих солдат в хаки после бурской войны, а немцы собирались сменить синий цвет прусского мундира на защитный серый. Однако в 1912 году французские солдаты все еще продолжали носить те же голубые шинели, красные кепи и красные рейтузы, как и в 1830 году, когда дальность ружейного огня не превышала двухсот шагов и когда армии, сходившиеся на близкие дистанции, не испытывали необходимости в маскировке. Посетив балканский театр военных действий в 1912 году, Мессими сразу увидел те преимущества, которые давала болгарам их однообразная однотонная форма, и, вернувшись домой, решил сделать французского солдата не таким заметным. Его проект, предусматривавший введение серо-голубого или серо-зеленого цвета для мундиров, вызвал целую бурю протестов. Армия с таким же гордым упрямством не хотела отказаться от красных рейтуз, как и принять на вооружение тяжелые орудия. Одеть французского солдата в какой-то грязный позорный цвет, заявляли защитники армии, означало бы пойти навстречу самым сокровенным надеждам сторонников Дрейфуса и фримасонов. Запретить все красочное, все, что оживляет вид солдата, писала «Эко де Пари», значит выступить как против «французского духа, так и военной службы». Мессими указывал, что эти понятия вряд ли можно считать синонимичными, однако его оппоненты оказались непробиваемыми. Во время слушания дела в парламенте бывший военный министр Этьен говорил от имени Франции.

«Отменить красные рейтузы? — восклицал он. — Никогда! Ле панталон руж се ля Франс!» — «Красные рейтузы — это Франция». «Эта глупая и слепая привязанность к самому заметному из всех цветов, — писал впоследствии Мессими, — будет иметь жестокие последствия».

Тем временем, когда Франция все еще переживала агадирский кризис, он должен был назначить нового главнокомандующего на случай чрезвычайных обстоятельств вместо Мишеля. Он собирался придать еще большее значение этому посту, совместив его с постом начальника генерального штаба, одновременно ликвидировав пост начальника штаба при военном министре, который в то время занимал генерал Дюбай. Преемник Мишеля сконцентрировал бы в своих руках все бразды правления.

Сначала Мессими остановил свой выбор на генерале Галлиени, который отказался от этого предложения, объяснив, что он принимал участие в смещении генерала Мишеля и поэтому, заняв его место, будет чувствовать угрызения совести. Кроме того, ему оставалось два года до отставки, в которую он собирался уйти в 64 года, а также он считал, что назначение представителя колониальных войск вызовет недовольство в военной среде метрополии: «юн кестьон де бутон» — «вопрос мундира», — сказал он, указав на свои регалии. Генерал По, который следовал за ним по служебной лестнице, поставил условие предоставить ему право назначать по своему выбору генералов на высшие командные должности. Это требование, исходящее от человека, известного своими реакционными взглядами, угрожало разжечь едва затихшую вражду между стоящей на крайних правых позициях армией и республикански настроенной нацией. Уважая его честность, правительство отвергло это условие. Мессими тогда посоветовался с Галлиени, и тот рекомендовал своего бывшего подчиненного во время службы на Мадагаскаре, «хладнокровного и методичного работника с гибким и точным умом». И предложение занять этот пост было сделано Жозефу Жаку Сезару Жоффру. В свое время он был начальником Инженерного корпуса, а теперь начальником службы тыла. Ему было 59 лет.