Августовские пушки

В час ночи Смит-Дорриен, из шести суток пребывания во Франции находившийся в боях последние четверо, добрался до Нуайона и обнаружил, что все офицеры главного штаба крепко спят. Поднятый с постели сэр Джон Френч предстал перед ним в ночной рубашке и, увидев Смит-Дорриена живым и здоровым, явившимся с докладом о том, что II корпус вовсе не потерян, а спасён, принялся ругать его за излишне оптимистичную оценку обстановки. Пережив мерзкое чувство страха, главнокомандующий бушевал, дав теперь волю гневу, тем более что он с самого начала недолюбливал Смит-Дорриена, занявшего пост, на котором ему хотелось видеть своего человека. Командир корпуса не был даже кавалеристом, а при Ле-Като вздумал самовольничать, игнорируя приказы штаба. И хотя Джон Френч в своём официальном донесении[5] всё-таки вынужденно признал, что благодаря таким действиям удалось «спасти левый фланг», от своего испуга он оправился не скоро. Потери при Ле-Като представлялись главнокомандующему более серьёзными, чем они были на самом деле. Тысячи пропавших без вести солдат либо смешались с французскими беженцами и вместе с ними ушли в глубь Франции, либо пробились через линии обороны немцев и вышли к Антверпену, а оттуда добрались до Англии. В конечном итоге они вновь вернулись во Францию, в ряды экспедиционного корпуса. За первые пять дней боёв БЭК потерял убитыми и ранеными почти 15 000 человек. Потери заставили главнокомандующего ещё крепче задуматься над тем, как вывести английскую армию из Франции, подальше от войны и опасностей.

Пока под Ле-Като шли бои, Жоффр пригласил на совещание в Сен-Кантене сэра Джона Френча, Ланрезака и офицеров их штабов, чтобы подробно разъяснить им основные положения Общего приказа №2. Когда французский главнокомандующий вежливо осведомился о положении британских войск, Джон Френч разразился бурной тирадой. Экспедиционный корпус подвергся мощным атакам численно превосходящих сил противника. На левом фланге англичанам угрожало окружение, правый же фланг оказался оголённым после стремительного отступления Ланрезака. Сами англичане, по словам Френча, были слишком обессилены, чтобы возобновить наступление. На Жоффра, стремившегося всегда сохранять перед подчинёнными хотя бы внешнее спокойствие, «нервный тон» английского фельдмаршала произвёл неприятное впечатление. Ланрезак, слушая смягчённые в переводе Генри Уилсона резкие высказывания Френча, лишь пожимал плечами. Французский главнокомандующий, не имея возможности отдавать распоряжения англичанам, высказал пожелание, чтобы командование экспедиционного корпуса действовало бы в соответствии с планом, содержащимся в новом Общем приказе, который был выпущен за день до этого совещания.

Джон Френч выразил удивление — об этом приказе ему ничего не известно. Мюррея, перенёсшего накануне вечером шок, среди собравшихся не было. Удивлённые и озадаченные французы все свои взоры обратили к Уилсону. Тот объяснил, что приказ поступил в английский штаб ночью, однако его ещё «не изучали». Тогда Жоффр сообщил о его сути, однако в его голосе уже не чувствовалось прежней уверенности. Обсуждение плана шло вяло, паузы становились всё длиннее и болезненней, и после смущённого замешательства совещание наконец прервалось. Согласия на совместные действия англичане так и не дали. С неприятными мыслями о «хрупкости» левого фланга Жоффр вернулся в свой штаб, где его ждали новые донесения о неустойчивом положении на всех фронтах, общем падении боевого духа на всех уровнях, включая и штаб, и, наконец, мрачная телеграмма Югэ о том, что «взаимодействие потеряно».

Фон Клук также считал, что взаимодействие у англичан совершенно нарушено. Его приказ от 27 августа гласил: «Перерезать пути отхода англичанам, бегущим в западном направлении». Он сообщил в главный штаб о том, что заканчивает окружение «всех шести» английских дивизий (во Франции их было всего 5) и что «если англичане сумеют удержаться до 27 августа, тогда двойной охват всё равно принесёт огромный успех». Эта блестящая перспектива, открывавшаяся на другой день после падения Намюра и совпавшая с сообщением Бюлова о «разгроме» французской 5‑й армии, укрепила у германского главного штаба уверенность в неминуемой победе. «Германские армии с победными боями вступили на территорию Франции от Камбре до Вогез, — говорилось в сводке главного штаба от 27 августа. — Враг, разгромленный на всех участках фронта, отступает… и не в состоянии оказать серьёзного сопротивления наступающим германским войскам».

Среди всеобщего ликования Клук праздновал и свою личную победу. Он яростно сопротивлялся приказу Бюлова взять Мобёж, что, по его мнению, обязан был сделать сам Бюлов. Клук не желал быть подчинённым, требуя вернуть самостоятельность в действиях. 27 августа главный штаб подтвердил его право на независимость. Попытки удержать все три армии правого крыла под единым командованием провалились — трения между командующими оказались непреодолимыми, но поскольку победа казалась близкой, в тот момент данное обстоятельство, как считали, решающего значения не имело.