Августовские пушки

Жоффр редко имел свои идеи, но он очень искусно пользовался советами других и более или менее сознательно поддался влиянию доктринеров из оперативного отдела, которые, как сказал один из критиков французской военной системы, создали своего рода религию, «вне которой нет спасения и прощения тем, кто обнажал фальшь ее доктрины». Грех Ланрезака заключался в том, что он был слишком прав с самого начала, когда говорил о фатальной недооценке правого крыла германских армий. В результате значительная часть Франции оказалась под кайзеровским сапогом. Решив прекратить бой под Шарлеруа, так как армии Бюлова и Хаузена грозили ему двойным окружением, Ланрезак спас левое крыло французских войск. Как признал Хаузен после войны, этот шаг опрокинул все расчеты немцев, стремившихся уничтожить левый фланг французов. В конечном итоге Клюк вынужден был повернуть влево, чтобы ликвидировать 5-ю армию. Почему Ланрезак отступил, из страха или мудрости, не суть важно, ибо страх иногда есть мудрость. В данном случае отступление подготовило почву для новой операции, которую задумал Жоффр. Все это получило признание лишь после войны, когда французское правительство сделало запоздалый жест и наградило Ланрезака Большой лентой ордена Почетного легиона. Однако в первые месяцы горечи поражения, оскорбительные выпады Ланрезака против верховного командования стали невыносимыми для главного штаба. После того как он с армией пересек Марну, участь его уже была решена.

Жоффр хотел устранить все, что могло бы помешать успеху предстоящего наступления, За первые пять недель кампании он сместил со своих постов двух командующих армиями, десять командиров корпусов и тридцать восемь дивизионных генералов, то есть почти половину их общего числа. На их место пришли новые и в основном более способные люди, включая трех будущих маршалов — Фоша, Петэна и Франше д'Эспери. Боеспособность армии повысилась, хотя и за счет некоторых несправедливостей.

Жоффр отправился на своем автомобиле в Сезан, где в тот день находилась штаб-квартира 5-й армии. В заранее условленном месте он встретился с командиром I корпуса Франше д'Эспери, который появился с головой, обмотанной полотенцем, — стояла ужасная жара.

«Вы смогли бы командовать армией?» — спросил Жоффр.

«Как любой другой», — ответил д'Эспери. Когда Жоффр с недоумением посмотрел на него, он, пожав плечами, сказал: «Чем выше пост, тем легче. Больше подчиненных и больше помощников». Решив этот вопрос, Жоффр отправился дальше.

В Сезане, оставшись наедине с Ланрезаком, Жоффр заявил: «Мой друг, вы выдохлись и стали нерешительным. Вам придется отказаться от командования 5-й армией. Мне не хотелось бы вам этого говорить, но я должен это сделать». Как вспоминает сам Жоффр, Ланрезак, подумав немного, ответил: «Вы правы, генерал». Он выглядел как человек, избавившийся от непосильной ноши. По свидетельству же Ланрезака, он, напротив, резко протестовал и потребовал обосновать это решение. Жоффр лишь твердил: «Колебания, нерешительность», а потом выразил недовольство по поводу «высказываний» Ланрезака в отношении распоряжений главного штаба. Последний возражал, говоря, что это не может служить причиной отстранения от командования, поскольку все его замечания оказались верными, что в общем-то и было главным. Но Жоффр не хотел ничего слушать. «Он делал гримасы, показывая, что я истощил его терпение; он боялся смотреть мне в глаза». Ланрезак отказался от борьбы. После этого разговора Жоффр, по словам его адъютанта, выглядел «очень нервным» — уникальный случай.

Затем послали за Франше д'Эспери, который в это время обедал. Не доев суп, он выпил стакан вина, надел шинель и отправился в Сезан. На перекрестке, запруженном медленно двигавшимися военными повозками, его автомобиль остановился. В армии так хорошо знали его коренастую фигуру с головой, напоминавшей снаряд гаубицы, пронзительные черные глаза, короткую стрижку, резкий властный голос, что люди, лошади и экипажи как по мановению волшебной палочки сразу расступались перед ним. В последующие дни, когда он метался из корпуса в корпус, когда обстановка на фронте, а вместе с ней и его характер стали ухудшаться, он, приближаясь к заторам на дорогах, вынимал револьвер и «палил в белый свет» из окна своего автомобиля. Английские солдаты прозвали его «отчаянный Фрэнки». Коллеги д'Эспери считали, что он превратился из живого, общительного и дружелюбного, хотя и строгого, командира в тирана. Он стал свирепым, властным и холодным человеком и терроризировал свой штаб не меньше, чем армию.

Не успел Ланрезак передать ему секретные дела и уехать из Сезана, как вдруг в штабе зазвонил телефон. Трубку взял Эли д'Уассель. Было слышно, как он с раздражением говорил: «Так точно, господин генерал. Нет, господин генерал».

«Кто это?» — рявкнул Франше. Ему сказали, что звонит генерал Ма де Латри, командир XVIII корпуса. Он не может выполнить приказа на завтрашний день, так как его солдаты совершенно выбились из сил.