Авиатор: назад в СССР 12 (СИ)

— У меня лучше транспорт, — ответил я и показал ему на «Урал» в паре метров от нас.

— Тогда я за рулём. Буду согреваться.

Если честно, и мне уже стало некомфортно в комбинезоне. Куртку ведь оставил у РВП.

После полётов Сагит объявил, что завтра из Москвы в Крым вылетает Федотов. Будет разбираться на месте.

Генеральный конструктор Белкин уже вызван в Министерство Авиапрома.

— Не знаю, чем это закончится, но время мы сейчас потеряем очень много, — сказал Байрамов, стоя за трибуной в классе постановки задач.

Ваня выглядел задумчивым, иногда посматривая на меня.

— Такого рода опытная машина дороже серийных — как с точки зрения материальных затрат на их проектирование и изготовление, так и жёстко лимитированных сроков. Мы сейчас откатимся по обоим направлениям, — сделал вывод один из инженеров.

— Будем нагонять. Меньше делать выходных, — сказал Швабрин, уставившись в окно.

— Фёдорович, ты не понимаешь, что машина, которой предстоит сесть на палубу, теперь не в строю. Время починки — неизвестно. Мы ещё с системой управления двигателем не разобрались…

— Так разбирайтесь! Или вас учить надо?! — воскликнул Ваня.

Я положил руку на плечо Швабрина, чтобы успокоить его. Понятно, что он сейчас расстроен и на взводе. Но здесь все переживают за дело фирмы.

Иван посмотрел на меня и пару раз кивнул.

— Ладно, мужики. Вспылил, был не прав.

— Всё нормально, Фёдорович, — махнул ему инженер.

Через пару минут меня, Сагита, Ивана и ведущего инженера пригласили осмотреть посадочный блок наземного тренажёра.

Я уже догадывался, в чём была суть вопроса. Мы сможем определить причину сегодняшнего инцидента. Осмотрев несколько минут металлическую поверхность блока, всё стало понятно.

— Вот и причина, — указал я на повреждение рессоры механизма тросоподъёмника.

Это металлическая дуга длиною около метра. Она находится в допустимой зоне посадки. При проектировании было указано, что нагрузки она выдерживает и при наезде на неё самолёта. До сегодняшнего дня это было неоспоримо.

— Такого не могло быть, — утверждал начальник посадочного комплекса.

Его слова подтверждал представитель завода изготовителя. Он на постоянной основе присутствует на НИТКе, пока тренажёр ещё не до конца отработал срок испытаний.

— Но факт разрушения мы видим. Спорить бессмысленно, — указал Сагит.

— Значит, вы садились с недопустимым весом. Они были обозначены в методических рекомендациях. Я вас предупреждал об этой опасности! — возмущённо заявил командир полка.

Выглядит он весьма грозно. Курносый с густой шевелюрой. Рост в районе 190 сантиметров. Огромный, как тяжелоатлет. Как он вообще в истребителях оказался?!

— Вас не смущает, что наш самолёт легче Су-27 в любом посадочном весе? — продолжил Сагит.

— Нет, не смущает. И мне ваши полёты очень здесь не нравятся. Они незаконные.

— Мы с вами это обсуждали. Разрешение сверху… — начал говорить Сагит, но командир полка его перебил.

— Сверху вы тоже всем надоели. Есть телеграмма выгнать вас отсюда. Но мне ваши полёты проталкивает командование ВМФ. Теперь я им расскажу, что ваши действия нанесли ущерб тренажёру.

Угрожает здорово, но очень предсказуемо. Я посмотрел на разрушенную рессору. Наверняка проблема в технологии изготовления металла. Сама дуга потеряла характеристики упругости и разрушилась от постоянных нагрузок.

— Сагит, а почему бы нам не созвониться с заводом, где и были изготовлены части посадочного блока. Пригласить их сюда и пускай проверят металл, — предложил я.

Представитель завода задёргался. Видимо, он не совсем в теме эксплуатации тренажёра. Дядю отправили, как в командировку сюда. Мол, ходи тут, но не отсвечивай, а умные ребята приедут летом. Позагорать, так сказать.

— Я позвоню. Но надо понять, кто изготавливал эти рессоры, — тихо ответил представитель завода.

— Тут вариантов два — Черноморский судостроительный завод и Ленинградский Пролетарский завод. Вы с какого?

Дяденька промолчал и попросил отлучиться. Выходит, что проблема явно не в нас.

— Товарищ командир, наше мнение, что здесь всё ясно. Рессора при наезде на неё колесом энергично лопнула, порвала его и пробила осколками бак, — предположил Сагит.

— Да ну вас, испытателей, — махнул рукой командир полка и пошёл к служебному УАЗу.

На следующий день Меницкий не прилетел. Передал, что пока все мероприятия приостановили. И не только по корабелкам. Когда это нам довёл Сагит, я понял причину. Мне стоило только посмотреть на календарь.

9 февраля 1984 года — день смерти генерального секретаря Юрия Андропова. Пока ещё эту трагичную новость не довели до населения, либо он жив в этой новой реальности.

10 февраля радио и телевидение не сообщали о смерти, но все программы были изменены. Ваня возмущался, что из приёмников и по Первой программе только грустные мелодии Шопена, Рахманинова и Чайковского. И только на следующий день все средства массовой информации объявили о кончине генерального секретаря.

Спустя неделю мы вернулись к работе. Повреждённый самолёт уже был в строю. Посадочный блок тоже отремонтировали. Меницкий так и не приехал. Появились ещё задачи, которые нужно было выполнять.