— Давай, удачи. Потом пообщаемся! — крикнул я ему, когда Казанов что-то рассказывал мне об их порядках в группе. Шум двигателя не позволил расслышать, что он конкретно хотел донести до меня.
Когда Макс заканчивал работу, Виталик уже занимал место в самолëте. Приятно осознавать, что он теперь не хочет сбежать с училища. Может, понравится ему это дело и будет летать. Странный запах ударил в нос — смесь керосина и чего-то палëного.
— На сегодня закончили, мужики. Завтра на спортгородке…, — начал говорить Николаевич, но резко прекратил и начал отталкивать нас в сторону. Я обернулся и увидел вспыхнувший самолёт. Тот самый, в который садился Виталик со своим инструктором.
— В сторону! — воскликнул я, рванув к самолëту.
— Назад, Родин! — крикнул Нестеров, хватая меня за воротник ДСки.
— Сброс справа! Справа ищи! — кричал я, в надежде, что Виталик меня услышит и нащупает ручку аварийного сброса фонаря. Пламя уже перекинулось на кабину и что-то разглядеть было тяжело.
Я пытался оттолкнуть инструктора, но он повалил меня на спину, прижав к бетону. Когда меня начали поднимать и уводить подальше, за спиной раздался громкий хлопок. Удержать меня уже было нельзя. Выскользнув из плотных объятий своих товарищей, я устремился к горящему самолëту.
Глава 22
Сирены пожарных ЗИЛов и сигналы санитарного УАЗа слились в одну страшную мелодию, разбавляемую несвязными криками техников и бегущих за мной товарищей.
— Только бы успел фонарь сбросить и выбраться. Только бы успел, — повторял я, пока не добежал до места происшествия.
У санитарного автомобиля, фельдшеры укладывали на носилки двух человек в сильно обгоревшей одежде. У одного в руке был зажат шлемофон, а второй сильно стонал от боли. Разглядеть, кто из них кто было невозможно из-за огромной толпы вокруг машины.
— В казарму, я сказал, Родин, — прошипел на меня Нестеров. — Ничего ты уже не сделаешь.
— Я бы успел! — не сдержался я, крикнув на своего инструктора. — Было время, чтобы скинуть фонарь.
— Они его и скинули! — ещё сильнее крикнул Николаевич. — Перестань орать и марш в казарму. А вы — если он оттуда выйдет, в аэродромном сартире будете у меня учиться летать, а не в самолёте. Вперëд, я сказал! — толкнул меня в обратном направлении Нестеров.
Новость об этом происшествии, естественно, ушла на самый верх. Каким-то чудом пожар не перекинулся на другие самолëты, а в пострадавших, значились только двое — Виталик и его инструктор.
— А если его дед приедет? Могут училище закрыть, а нас раскидать кого куда? — волновался Артëм, когда мы сидели в казарме после всего случившегося.
— Да не будут раскидывать. Просто в армию всех отправят дослуживать, — выдвигал свою теорию Костя Бардин.
— В увольнение хотел сходить, а тут такое…, — начал говорить Макс, но меня взбесило их безразличие к здоровью нашего товарища.
— Может вы свои проблемы себе засуните подальше? — воскликнул я, вскочив с кровати.
— Что значит подальше? — огрызнулся Макс.
— Вот именно туда, где солнце даже не светит! Наш Виталик неизвестно в каком состоянии, а вы тут думаете каждый о себе. Училище закрывать будут не будут? Гулять отпустят не отпустят? Отправят дальше не дальше? — начал я передразнивать всех троих. — Хреновые вы друзья, раз о себе только думаете.
— Родя, да не горячись ты уже! Поняли мы, — пытался меня успокоить Артëм, и всë тщетно.
— А ты меня не охлаждай! Когда надо, сам остыну! Таких, как вы, друзей, за одно место и в музей.
При крайней моей фразе, в казарму вошëл Нестеров. Он сразу сказал не волноваться, поскольку оба пострадавших живы и лежат в госпитале.
— Капитану 27 лет отроду. Обгорел достаточно сильно. Летать уже не будет, — сказал Николаевич. — Я старлеем ещё был, а он второй курс заканчивал и ко мне в лëтную группу попал. Жалко, парень-то перспективный был.
— Грустно, когда вот так заканчивают свою карьеру ещё в самом расцвете, — сказал Костя. — О Виталике ничего не слышали?
— Полное неведение, Бардин. Как я понял, парнишка, этот Казанов, непростой. Полку светит проверка.
И этот туда же? Что ж все о своëм только и думают?
— Один больше летать не будет. Второй, возможно, сильно пострадал, а вы комиссий боитесь!
— Родин, успокойся, — сказал Нестеров. — От твоих нерваков ты его быстрее на ноги не поставишь. У меня знакомая в госпитале работает. Сейчас всё узнаем. Вы, только, из части ни ногой. Сейчас нам только самохода не хватает группового.
Через полчаса, когда весь наш взвод вернулся в казарму, у Нестерова появилась информация.
— Подруга моя говорит, что оба жить будут. Друг ваш и вовсе в рубашке родился — руки обжёг сильно и спину слегка. Шлемофон только отдавать не хотел, — улыбнулся Нестеров и подошëл ко мне ближе. — И летать даже будет. Так, что спать можешь спокойно.
— Он не хотел летать, Николаич, — сказал я, присаживаясь на кровать. — Я уговорил, чтобы он не бросал учëбу.
— Ты даром убеждения обладаешь? — спросил Нестеров, присаживаясь рядом.
— Да какой там! Просто, получилось и всё, — отмахнулся я.