Ручку толкаю от себя и вывожу самолёт из падения. Рычаг управления двигателями толкаю вперёд до упора. Снова «полный форсаж», чтобы резво пройти над зрителями.
— 088й, две минуты до конца, — подсказал диспетчер.
Смотрю на секундомер. Именно так и есть. Осталось выполнить необычный проход. Летать быстро могут все, а вот медленно не у каждого получится.
Очередной разворот на аэродром и начинаю снижать скорость. Нос немного задран. Самолёт тормозится и тормозится. Внутри всё напряглось. Момент очень сложный. Приходится быть очень внимательным. Если какой-то отказ, времени среагировать очень мало.
Полоса уже подо мной. Еле-еле получается удерживать самолёт на столь малой скорости. Но нужно держать, держать…
Слабый удар слева. Странный звук и начали падать обороты. Табло «Запуск левого двигателя» загорелось. Начались толчки в разные стороны.
Вот он и помпаж!
Запас по высоте есть, а на одном двигателе этот самолёт может и манёвры крутить. Тут же ставлю рычаг правого двигателя в положение «максимал», а ручку управления толкаю от себя. Надо разгонять самолёт, пока он не свалился в правую сторону. А там люди!
Нос резко опустил, но самолёт продолжает снижаться. Надо держать прямо, чтобы он не ушёл в сторону. Лучше пускай рухнет на край полосы.
Скорость начала расти, но ещё недостаточно. Высота 130… 110… Есть ещё секунда и всё. Самолёт управляется.
Вывод! МиГ слегка качнулся с крыла на крыло и вышел в горизонтальный полёт. Делаю вдох и выдох.
Запрашиваю посадку и немедленно сажусь на полосу. Касание и быстро освобождаю полосу. Осталось теперь только зарулить.
Заруливаю на место и выключаюсь. Техники уже спешат к самолёту и цепляют стремянку. Рядом с ними и Белкин, но ни одного журналиста. Это хорошо. Поскольку, если в воздухозаборник попала птица, могут быть видимые разрушения сопла двигателя. Сразу куча вопросов возникнет.
Я вылез из самолёта и тут же направился к двигателю. На удивление, всё хорошо. Есть повреждения, но они не снаружи.
— Птица. Чтоб ей неладно было, — указал один из техников на останки пернатого создания в сопле двигателя.
— Ты её в концовке поймал? — спросил инженер по двигателям.
Я утвердительно ответил и рассказал, как всё мне виделось из кабины. Инженеры и техники были рады, что самолёт удалось спасти, а Белкин был мрачен.
— Плохо скрываете радость, товарищ генеральный, — сказал я, подойдя к Анатолию Ростиславовичу.
— Не прельщает меня встречаться с начальством в лице Чубова.
— А что, нам встречу уже назначили?
— Сначала чуть не отправил гражданским рейсом домой. Потом хотел на поезд посадить. В итоге мы с тобой остаёмся.
— Так отлично же. Теперь ждём Олега и едем в гостиницу. Можно сегодня и отметить хороший вылет, — предложил я, потирая ладони, с которых ещё не успел снять перчатки.
— Олега ждём и едем. Вот только не в гостиницу.
Глава 23
Олег закончил программу в течение нескольких минут. За это время успели убрать наш самолёт от посторонних глаз, а на стоянку начали выкатывать резервный борт.
Камеру, которую устанавливали в кабине, сняли. А плёнку передали организаторам. Таков был уговор с журналистами.
Мы с Белкиным ждали Олега около минивэна, а Самсонов общался с кем-то из организаторов.
— На кадрах ничего не будет видно, как ты спасал машину? — спросил у меня Белкин.
— Нет. Там же снималось лицо.
— Движок под замену, товарищ генеральный, — подошёл к нам один из инженеров.
— Само собой. Заглушки поставили, чтоб видно не было? — спросил Анатолий Ростиславович.
— Конечно.
Инженер убежал, а Белкин достал платок, чтобы утереть взмокший лоб.
— Большая пресс-конференция на сегодня была запланирована. Сразу после выступления американцев. Они выступили, а тут и наш пилотаж. Пришлось организаторам немного сдвинуть начало, — сказал Анатолий Ростиславович.
— И кто-то очень сильно обиделся? — улыбнулся я.
Белкин постарался быть серьёзным, но у него это не получилось. Видно было, что он рад.
— Эх! «Колокол» прозвучал над Европой, и «Кобру» увидели все, — сказал генеральный конструктор и одобрительно похлопал меня по плечу.
Су-27 Олега произвёл посадку, а гром аплодисментов не стихал до момента, пока он не освободил полосу.
— Невероятное выступление советских пилотов! Вив ля Руси! — прозвучал голос анонсера.
Мимо нашей стояки прошли два человека в парадной форме ВМС США. Выражение лиц недовольное, и голову они предпочли быстро отвернуть в другую сторону.
На душе стало гораздо лучше. Плевать, что нам выскажут деятели из министерства, чьи планы не совпали с нашими. «Вив ля Руси!» прозвучало в Ле Бурже именно после сегодняшнего выступления. Овации и восхищение зрителей были не показными. Как и недовольство конкурентов.
Олег уже заруливал на стоянку, а к нам только-только примчался помощник Паклина.
— Борис Николаевич рвёт и мечет! Там прессы ужас как много! Внимание колоссальное! — хватался помощник за голову.
Рядом с нами появился и переводчик Кирилл. Он поздравил с отличным выступлением.