Авиатор: назад в СССР 3

Вот уже три недели не разговариваем. Бывает, позвоню ей, а трубку мама берёт, и то не всегда. Засылали Свету, как парламентёра, но она сказала, что ещё рано. Дуется на меня. Было бы из-за чего, сам бы себя наказал. А здесь больше напридумывала себе.

— Девушка это хорошо. Отец твой тоже не особо ездил домой. Всё время с Валентиной в отпуске проводил, пока не поехал с родителями знакомить. Ты чего спросить хотел? Не просто же Иван Ивановича проведать пришёл.

— Зачем Валентине, моей маме нужно было снова вернуться во Вьетнам?

Борисов задумался, и начал подниматься со своего места.

— Вот что, сынок… — оборвался на полуслове Иван Иванович, рухнув на пол и схватившись за спину.

Я кинулся к нему, задев лежащие бумаги книги на его столе. Пока я помогал Борисову подняться и усаживал его в кресло, заметил интересную фотографию, выпавшую из тетради для записей.

Глава 7

Иван Иванович продолжал корчиться от боли и тяжело дышать. Непривычно видеть этого человека с подобной гримасой.

— Совсем разваливаюсь. Пристрелят меня как загнанную лошадь, — усмехнулся Борисов, запивая какие-то таблетки.

— А что у вас за недуг? — спросил я.

— Воспаление… хитрости, — усмехнулся Иван Иванович.

— Очень редкая болезнь, — сказал я, собирая упавшие бумаги и книги.

— Оставь, Сергей.

— Ничего страшного, тем более, что уже не первый раз вижу эту фотографию.

Инструктор удивлённо посмотрел на меня. Быстро подняв все упавшие вещи, я протянул ему снимок, который уже попадался мне дважды.

— Где ты это уже видел? Добров показывал? — поинтересовался Иван Иванович.

— Другой человек с этой фотографии, — указал я на Леонида Краснова. — Знаете его?

— Конечно. Лёня Краснов, близкий друг твоего отца и наш соратник по Вьетнаму. Ты где с ним пересёкся?

— Он в Белогорске до недавнего времени работал. Мы с его дочерью одноклассники.

Углубляться в подробности наших отношений с Красновыми не стал. Есть же что-то, чего Борисов не хочет мне рассказывать.

— Странно. Я думал, что он в управлении в Москве. Видимо, после Вьетнама решили его отправить на отдых в родные места. Сам же знаешь, в столице много работы у конторских.

— Не исключено. Почему не говорили, что знали Краснова и тоже были с отцом во Вьетнаме? — наседал я.

— А потому, сынок, что есть вещи, которые даже я не знаю. Не там ты ищешь ответы. На этой фотографии пять человек, четверо из которых ещё живы. Всю правду никто из нас не знает. Даже он, — тыкнул пальцем в пятого человека, которого я определял как Платова.

— Я уже устал всех спрашивать про Платова. Никто мне и ничего не говорит. Он как будто призрак, — возмутился я, но Борисов лишь посмеялся над моими словами.

— Чего его искать? Он в Москве живёт. Вроде как в Академии Наук трудится. Не такая уж он и секретная личность.

— Он простой учённый? — спросил я.

— Ну не простой, а профессор, доктор наук. Как раз работал с твоей мамой. Я лишь знаю, что его работой были заинтересованы в ведомстве Лёни. Я и Добров входили в их рабочую группу.

— А адреса и телефона у вас нет? — с надеждой спросил я, но это был очень наивный и глупый вопрос.

— Степан Степанович Платов, женат, чуть старше меня — вот вся информация, что есть у меня.

Я утвердительно кивнул, и протянул Борисову фото.

— Оставь себе. Мне порой грустно смотреть на то, какими мы были. Да и про отца твоего тяжело вспоминать. Тем более, что я живой, а он погиб.

— Спасибо. Всего доброго и не болейте, — сказал я, протягивая руку Ивану Ивановичу.

— Не за что. А ты куда собрался? И даже не хочешь полетать? — спросил он.

— Я, в общем-то не против. Только мы ещё так плотно не изучали МиГ-21…

— Ты забыл, что настоящий лётчик летает на всём? Шлемофон найдёшь в кабине и занимай своё рабочее место.

Такого я не ожидал совершенно. Пускай это не настоящий МиГ, а только его кабина, но само по себе чувство, что ты опробуешь сейчас этот самолёт, воодушевляет. Это уже не учебно-тренировочная «элочка», а настоящий истребитель.

Как и на тренажёре ТЛ-29, начало работы здесь идёт от момента, когда самолёт уже готов к взлёту.

— Осмотрись в кабине. Привыкни к приборам. Параметры на взлёте здесь несколько иные. Я буду тебе подсказывать, — прозвучал голос Борисова в шлемофоне.

— Понял.

— Посмотри, где пульт управления закрылками и кран уборки-выпуска шасси?

Небольшая чёрная панель с тремя кнопками управления закрылками была слева, как и управление шасси с индикацией на левой части приборной доски.

— Нашёл.

— Закрылки во взлётное положение… стоят у тебя. Теперь держи самолёт на тормозах и выводи рычаг управления двигателем на режим «Максимал».

Начинаю удерживать самолёт, на тормозах, а сам отклонил рычаг, который, как и на Л-29, да и на всех нормальных самолётах тоже находится слева. Обороты достигли 100 %.

— Теперь форсаж, — сказал Борисов, и я переставил рычаг управления двигателем на режим «Полный форсаж». — Температура газов за турбиной выше 450 °C, контролируй открытие створок сопла.