Авиационные террористы

Алиму Карани, племяннику полевого командира Халика Ардана, пришлось проделать неблизкий путь в Кабул, так как из родного Кандагара самолеты в Джабур не летали. Пятисоткилометровое шоссе пролегало по равнине, вдали от гор. Когда-то оно считалось дорогой смерти, по обочинам которой сотнями стояли сожженные грузовики, бронетехника, бензовозы. Теперь стало спокойнее. На пассажирские автомобили не нападали, и только американцам приходилось ездить по трассе с приведенными в боевую готовность пулеметами.

День выдался нежаркий. Водитель, подрядившийся отвезти Алима, оказался русским, звали его Василием.

– Что, Васил, – спросил Алим, выяснивший, что спутник неплохо владеет афгани, – на родине плохо?

– На родине хорошо, – был ответ, – но нельзя мне туда.

– Почему?

– Рад бы в рай, да грехи не пускают. Слыхал такую поговорку?

– Нет.

– Короче, воевал я у вас… – Василий бросил изучающий взгляд на Алима, проверяя, как тот отреагирует. Не заметив выражения ненависти на его лице, продолжил: – Когда домой вернулся, там перестройка шла полным ходом.

– Гор-бат-чефф… Гласт-ност… Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Все кувырком пошло. Голод, разруха, рэкетиры. Вот я к ним и прибился. К бандитам. А чего еще мне было делать? Пацаном в армию забрали, воевать научили, а другой профессии не дали.

– Понимаю, – повторил Алим, который действительно слышал подобных историй немало, правда рассказанных его соотечественниками.

– В общем, – закончил Василий, – наворотил я дома таких дел, что обратно мне никак нельзя. Вот и решил податься в Афган. А что? Язык знаю, климат мне подходит, даже связи кое-какие остались. – Оторвав одну руку от баранки, он показал на каменистую равнину, расстилающуюся справа: – Вот здесь ваши меня чуть не убили. Но я не в претензии. Время было такое.

– Здесь? – удивился Алим, вглядываясь в абсолютно пустынную местность, такую же однообразную и неприметную, как десять километров сзади… двадцать… тридцать…

– Не возражаешь, если я тормозну на минутку? – кивнув, спросил Василий.

– Но не больше. У меня самолет.

– Я мигом.

Выйдя из латаной-перелатаной «Тойоты», Василий приложил ладонь к бровям, чтобы низкое еще солнце не слепило глаза. Тогда тоже было утро. Рассвет. На дороге стояли два дымящихся «БТР-60», зеленая краска на которых успела полопаться и покрыться копотью. Возле зазубренных краев пробоин металл оплавился, башни были сорваны и валялись в придорожной канаве.

Василий и радист Паша-Мухобой лежали среди камней. Они забрали с собой ручной пулемет и три «калаша», но патронов было в обрез, а на подмогу они не рассчитывали. Дорога смерти. Многие тут погибли ни за грош. «Духи» редко пропускали колонны без боя. Минировали дорогу, обстреливали машины из гранатометов. Но теперь всего этого больше не будет. И всего этого стало вдруг невыносимо жаль.

«Я бы до старости согласился воевать, – сказал Василий, осторожно выглядывая из-за камня. – На костылях. Лишь бы живым».

«А меня пусть лучше сразу, – отозвался Мухобой, залегший к нему спиной. – Хорошо бы пулей. Ножа боюсь. Долго и больно».

Его рация, как ни странно, не пострадала. «Я Пятый, я Пятый, – неслось оттуда, – ленточка прошла Черную площадку, все в порядке, все в по… ААААА!!!»

Нечеловеческий вопль сменился треском и грохотом. Спустя секунду послышался тоскливый голос: «Головной и замыкающий подожгли, нам не развернуться. Все тут ляжем». Еще через полминуты: «Прощайте, кто слышит». И треск, и лязг, и громыхание.

А когда Василий хотел попросить Мухобоя попытаться связаться с кем-нибудь еще, тот уже не мог ни настроить рацию, ни выключить, ни даже пошевелить пальцем. Снайперская пуля вошла Мухобою в затылок, оборвав его молодую жизнь.

– Вон там мы лежали, – показал Василий, заметив, что пассажир, заскучавший в машине, присоединился к нему. – Сначала вдвоем, а потом я один. Видишь, два камня рядом, один на задранную волчью морду похож?

– Как же ты оттуда выбрался? – спросил Алим, подавив зевок.

Он ожидал услышать рассказ про героическую оборону, про ночной прорыв сквозь вражеское кольцо, но ошибся.

– Я не прорвался, – спокойно произнес Василий, – я сдался. Белого у меня ничего не было, так я тельник свой на ствол автоматный нацепил и помахал. А потом встал.

– И что? – Алим посмотрел на него с новым интересом.

– Думал, срежут. Нет, тихо. Высовывается из-за той гряды, – он показал, – душман в здоровенной зеленой чалме и рукой машет. Не к себе зовет. Прогоняет. Иди, мол, Иван, отсюда.

– Почему?

– А я знаю? Короче, выпустили меня. Потом, когда свои подобрали, я все допытывался, кто из здешних душманов большущую зеленую чалму носит. И знаешь, что выяснил?

– Что? – спросил заинтригованный Алим.

– Оказывается, ваши зимой головы одеялами обматывали, – пояснил Василий. – Они госпиталь полевой вырезали, а там одеяла байковые – зеленые, синие, красные. Вот «духи» их и приспособили. Странно…

– Что же тут странного? Мерзли.

– Я не про то. Странно, что меня отпустили. Раненых не пощадили, а меня пожалели. Видно, на роду мне другая смерть написана. Как думаешь?