Авиценна. Канон биохакинга

Неверный я для тех, кто, словно попугаи,
Коран читают, смысл не понимая.
Один Абу Али для Истины открыт.
Где правоверные, вы спросите? – Не знаю.

(Пер. Ибн Ильяса)

Вот она цена познания, цена его веры в Мастера – одиночество в мире одной из самых ярких эпох в истории. Недаром он вспоминал в одной из своих кытьа Диогена, который ходил днем с фонарем по Афинам, все время повторяя «Ищу человека».

Наивны смертные: Аллаха злые дети
Убеждены, что знают все на свете,

Хотя в умах такая чехарда,
Что мало будет Страшного суда.

Ходил мудрец когда-то с фонарем,
Искал он человека днем с огнем

И не нашел. За это надо выпить.
К чему фонарь, коль есть кувшин с вином?

(Пер. Ибн Ильяса)

Здесь же в Бухаре впервые проявились способности Авиценны как знатока предупредительной медицины. В трактате «Устранение всякого вреда от человеческих тел путем исправления различных ошибок в режиме» он пишет о голоде, случившемся в Бухаре в неурожайный год. «Я был очевидцем того, – писал молодой ученый, – как многие люди умирали после имевшего место большого голода в Бухаре, потому что они во время голода в пищу употребляли различные травы, ибо не были в состоянии найти достойной пищи. Когда же голод сменило благоденствие, горожане, забыв об умеренности, сразу стали есть помногу, и от этого умирали в страшных муках. Я целыми днями ходил по городу, настоятельно рекомендуя соблюдать режим постепенности расширения пищевого рациона, и очень многие благодаря этому выжили».

Это была не только медицинская практика, но, прежде всего, гражданский поступок, акт сострадания миру, как раз то, что так интересовало Эйнштейна в биографиях ученых.

Авиценна обладал мощнейшим интуитивным мышлением, он выхватывал смыслы из прочитанных текстов, а до «словесной руды» даже не дотрагивался, пролистывая «ненужные страницы». Его ученик Джурджани писал: «Одной из удивительных черт аш-Шейха было то, что все время, что я сопровождал его (а служил я ему двадцать пять лет), я не видел, чтобы попадавшуюся ему новую книгу он просматривал всю подряд. Он отыскивал в ней трудные места и сложные проблемы и обращал внимание на то, что говорит о них автор, определяя этим уровень его учености и степень его проницательности».

Такая система чтения – результат многих лет работы над книгой и, конечно, уникальных способностей самого Авиценны. Годы работы в бухарской библиотеке сменила работа в книгохранилищах Академии Мамуна в Хорезме.

Хорезм – колыбель древнейшей культуры – открывает перед ним новые высоты в познании тайн природы. Здесь Авиценна попадает в знаменитую в то время Академию Мамуна – сообщество ученых при дворе хорезмшаха Мамуна ибн Мухаммада. Придерживаясь терминологии римского права, средневековые юристы называли всякий организованный союз людей, объединенных научными и просветительскими устремлениями, университетами.

Академию Мамуна можно отнести к первым таким организованным союзам ученых. И хотя союз этот был далек от западных университетских традиций, Академия Мамуна была крупнейшим интеллектуальным центром, не имеющим аналогов в мусульманском мире.

В ее состав входили такие выдающиеся ученые того времени, как крупнейший ученый-энциклопедист Абу Рейхан Бируни, математик, астроном и врач Абу Сахл Иса Яхья аль-Масихи, медик Абул-Хасан ибн Хаммар, математик Абу Наср Аррак, историк Ибн Мискавейх. Особое влияние на формирование масштабного мышления Авиценны оказали Бируни и аль-Масихи.

Как свидетельствует Арузи Самарканди, «И Абу Али Ибн Сина и Абу Сахл Масихи были восприемниками Аристотеля в науке философии, которая сочетает в себе все науки. И все они на этой службе имели полную обеспеченность в мирских благах, дружили между собой, беседовали и наслаждались перепиской»¹². Авиценна искренне привязался к аль-Масихи, в котором находил доброго и заботливого друга, единомышленника в науке и, что немаловажно, метанауки (тем, что находится за пределами осязаемого мира), наставника, способного направить гений ученика по дорогам любви и Истины. Представляется, что во многом благодаря аль-Масихи, Авиценна создал «Канон врачебной науки», в предисловии к которому писал: «Однажды близкий моему сердцу человек – друг и учитель, перед которым я в вечном долгу, позвал меня в дорогу познания, дав наставление создать всеобъемлющий труд по врачебной науке. Этот труд, согласно его наставлению, должен был содержать в себе как общие, так и частные законы врачебной науки. Подробность толкования должна была сочетаться в нем с краткостью изложения и предельной ясностью мысли».